Кроме того, Воронцов и Потемкин совершенно по-разному смотрели на суть налоговой системы. Александр Романович вел непримиримую борьбу с контрабандным провозом товаров через границы империи, с недоплатой русскими и иностранными купцами таможенных сборов. В годы его президентства эти сборы с пограничных губерний неуклонно возрастали и казна таким образом пополнялась {424}
. Однако интересы казны и интересы развития торговли не всегда совпадают. На вверенных Потемкину землях с целью их скорейшего хозяйственного освоения налоги с поселенцев на 15-30 лет были отменены {425}. Наоборот, государство предоставляло им денежные займы, практически не возвращаемые, строило дома, снабжало землей, скотом и птицей {426}. Для развития торговли французские, итальянские и греческие коммерсанты, осваивавшие новый рынок, почти не платили таможенных сборов. В таких условиях легко было обвинять светлейшего князя в том, что новые земли не приносят никакого дохода, а выданные Потемкину деньги вылетают в трубу. Но именно такая политика позволила наместнику заселить и развить край в рекордно короткие сроки, а также заложить основы широкой торговли Крыма и Новороссии со всем Средиземноморским бассейном.Государственный деятель, всеми средствами пополняющий казну, и государственный деятель, раздающий из нее деньги «голодранцам» вроде поселенных на необжитых землях казаков и рекрут, не могли питать друг к другу теплых чувств. Заявления светлейшего князя о том, что когда-нибудь Новороссия и Крым принесут большой доход, вызывали у сторонников Александра Романовича в лучшем случае усмешку. Именно из воронцовских кругов исходила известная эпиграмма на смерть Потемкина в 1791 г. - надпись на могильном камне:
Практически все авторы, пишущие о путешествии Екатерины II на юг, согласны с мнением Е. И. Дружининой, что творцом легенды о «потемкинских деревнях», т. е. о том, что на юге императрице были показаны декорации вместо реальных городов и деревень, был саксонский дипломат Г. А. В. Гельбиг, приехавший в Россию к самом конце царствования Екатерины II и лично не участвовавший в поездке {427}
. В. С. Лопатин справедливо указывает, что Гельбиг застал в Петербурге уже имевшиеся слухи, которые появились перед самой поездкой императрицы в Крым {428}. Гельбиг только собрал их воедино и представил европейской публике в своем памфлете «Потемкин Таврический». Одним из главных обвинений против Потемкина было то, что он якобы не построил флота, на отпущенные ему средства. Переписка С. Р. Воронцовых и графа А. А. Безбородко пестрит подобными замечаниями. Безбородко держал сторону светлейшего князя. 4 апреля 1788 г. он писал в Лондон Семену Романовичу: «Ваше сиятельство не верит, что флот наш на Черном море в 40 судах. Прилагаю записку оному» {429}. Одним из эпицентров для возникновения слухов о картонных избах и игрушечном флоте был дом Воронцова на Английской набережной.К началу 1787 г. отношения Потемкина и Воронцова были безнадежно испорченны, оба уже успели не раз наступить друг другу на ноги на скользком придворном паркете. Предметом новых раздоров стал русско-польский союз. Австрийская партия возбуждала в столичном обществе и дипломатической среде слухи об обширных интригах светлейшего князя в Варшаве {430}
, утверждали, будто Григорий Александрович больше служит Польше, чем России, что он желает получить в составе русской армии лично ему преданный польский корпус {431}, что Станислав-Август вскоре пожалует князю полунезависимое удельное владение {432}, и, наконец, что на чрезвьгааином сейме Потемкин будет выбран наследником польского престола {433}. Не в пользу светлейшего князя говорило и его происхождение из православной смоленской шляхты, представители которой до середины XVIII в. продолжали считать себя поляками. Отец Григория Александровича был лишь вторым человеком во всей губернии, взявшим в жены «великороссиянку», а не «польку» из своей среды {434}.