Геополитический романс (сборник)

Отец и Валериан опустили пустые емкости на стол, глядя друг на друга зверски-дружественно.

— Мне пора, — сказал Валериан.

Отец долго думал, как надписать морально устаревшую книгу. Наконец, придумал: «Валериану — русскому офицеру и другу».

— Спасибо, — серьезно произнес Валериан, — обязательно прочитаю. Прямо сегодня на дежурстве и начну.

— Не обязательно прямо сегодня, — смутился отец, — это, скорее, как память о прошедшей эпохе. Когда-нибудь.

— Разберемся, — протянул руку подполковник.

— Подожди, Валериан, — забеспокоился отец, — возьми «Пшеничную».

— «Пшеничную» не возьму, — твердо ответил Валериан. — Понимаю, — упредил отцовские упреки, — ты от чистого сердца, но честь офицера не позволяет уподобляться. А сей мерцающий в тумане сосуд, — кивнул на флягу, — тебе. Там спирт. Счастливо, Ваня. Спасибо за угощение. Бог даст, свидимся!

— Да тут литр! — крикнул отец.

— Ноль семьдесят пять, — улыбнулся Валериан, шагнул к двери. Он уходил эдаким русским римлянином, если можно такого вообразить: гордым, щедрым, государственным и… почти трезвым.

— Хоть адрес возьми! — догнал отец, сунул визитную карточку. — Будешь в Москве и не зайдешь… расстреляю! Прицелюсь в эту штуку и…

— Осенью, а может, раньше буду, — пообещал Валериан, — обязательно загляну. — И ушел, мелькнув прямой спиной в дверном проеме.

Некоторое время отец задумчиво прохаживался по комнате. Потом зачем-то отвинтил вторую (глубинную) крышечку с фляги, понюхал, пробормотал: «Ну да, чистейший спирт, они обрабатывают им эти самые прицелы».

Леон уставил прицел в окно, вжался глазами в мягкий, присасывающийся ко лбу резиновый овал, увидел Нелидово как бы насквозь, до горизонта. Низко тянущего над стеклом дальнего озера зеленошеего селезня с красными треугольниками прижатых к животу лап; мерзавцев в ватниках, что-то свинчивающих с оставленного посреди поля трактора; собачью, с высунутыми языками, разномастную и разношерстную свадьбу, бегущую по обочине грунтовой дороги.

Поднял прицел вверх и как будто взлетел в холодный чистый воздух с матово-белыми, ледяными светильниками звезд, круглой, медово-желтой парашютной Луной.

Нажал заветную кнопку. Раздался щелчок. Все в прицеле сделалось оранжево-красным, расплывчатым, перетекающим одно в другое, обнаруживающим всеобщую взаимосвязь, единую кровеносную систему, не столь заметную в обыденном освещении. Эту скрытую кровеносную систему и призван был разрушить танк гусеницами и снарядами, превратить мир в инфракрасный кошмар, чтобы во все стороны летели ошметья.

На какое-то время прицел выключил Леона из жизни.

Поэтому только утром в машине, когда круглосуточно безлюдное Нелидово осталось позади, он обратил внимание на странную отцовскую молчаливость.

Это было невероятно, но после ухода Валериана отец не произнес ни слова, если не считать малосодержательной фразы насчет нержавеющей фляги: «Ну да, чистейший спирт, они обрабатывают им эти самые прицелы».

Молчание отца не тяготило Леона. Но ему было любопытно: какие такие бездны распахнулись перед отцом, что он потерял дар речи? А может, не было бездн, просто отец устал?

Молчанию отца пришел конец на четыреста шестнадцатом километре от Москвы, когда отремонтированная Гришей машина опять заглохла.

Произошло это на очень красивом участке шоссе: с одной стороны был лес, с другой поле. Серое шоссе впереди как бы вертикально взлетало в синий межоблачный провал. Пустынно было на земле, как если бы Бог еще не изгнал Адама и Еву из рая. И было чрезвычайно обидно, что заглохнувщей машине в светлый предел не подняться.

— Бесполезно! — Отец рухнул лицом в руль, предварительно, как экскаватором, вычерпав все известные ему ругательства из темных недр великого и могучего русская языка. Вычерпывая, отец заполнил очередную пустую клетку в периодической таблице ругательств, обозвав автосервисного Гришу «губастым черным охуярком», новаторски совместив классическое вечное «х…» с житейски-ничтожным «окурок».

— Что бесполезно? — уточнил Леон, хотя примерно догадывался.

— С нашим народом бесполезно все! — воскликнул отец. — Он одинаково обманет, предаст того, кто желает ему добра, и того, кто несет ему зло. Всю жизнь он обманывает и предает: князей, царей, церковь, генералов, Российскую империю, Временное правительство, РСФСР, СССР, колхозы, парткомы, профсоюзы, ЦК, Советы, потому что не знает разницы между добром и злом. А кто не знает разницы между добром и злом? — Сам же и ответил сомнительной какой-то цитаткой: — Не узревший Бога скот!

Леон ожидал, что он вылезет из машины, откроет капот, посмотрит, что там, но отец вместо этого взялся насиловать стартер и с четвертого раза завел.

Поехали.

— Надо было посмотреть, — сказал Леон.

— Бесполезно, — повторил отец. — Машина — частица России. Она несет в себе все признаки целого. Будет ехать вопреки неисправности. И останавливаться, какой бы исправной она ни была. Все это иррационально. Захочет Бог — доедем. Нет — не доедем.

Спорить с этим было трудно.