Геополитический романс (сборник)

Но какое метро в чрезвычайное, в изумлении и страхе сидящей по квартирам шкурной Москве? Какой вообще общественный транспорт в Москве, перегороженной контрольно-пропускными и прочими пунктами, с ревущими в небе вертолетами, угрюмо вставшими у подворотен людьми с белыми (почему с белыми?) повязками на руках, возбужденной, пьяно гомонящей толпой у Политехнического с плакатом: «С Лениным на тысячи лет!», портретом Николая Второго, драным полотнищем: «Демократия победит! Реакция не пройдет!» и еще почему-то черным пиратским флагом.

Только от подъездов Комитета государственной безопасности (или как он сейчас?) непрерывно отваливали черные «Волги» с сиренами и мигалками. Видимо, сегодня это был единственный, не считая бронетранспортеров, транспорт в столице.

Но не про Леонову честь.

Сотни раз Леон беспечально добирался до Кутузовского — на метро, на втором троллейбусе, на восемьдесят девятом автобусе, на сороковой маршрутке, плата за проезд в которой выросла на коротком веку Леона с пятнадцати копеек до пяти рублей.

Сейчас это было невозможно.

Своим ходом! С Калабуховой Аней на плечах! Принял решение Леон.

Он сжился с античным ужасом, игнорировал летящих во все стороны с сиренами и мигалками черных гарпий. Спасение, естественно мнимое, увиделось в последовательном раздроблении обреченной жизни на ряд мелких конкретных целей, из которых якобы что-то потом составится.

Леон определил первую: добраться до дома.

Античный ужас отступил.

Но не неиссякаемый смех.

Первые два поста Леон благополучно проскочил.

Ему вспомнилась книга французского зоолога, прожившего несколько лет среди горилл. Единственным для себя неудобством в этой странной жизни зоолог полагал невозможность выходить ночью из гнезда, где горилья стая устраивалась на отдых. Гориллы перед сном, как по команде, справляли большую и малую нужду непосредственно в гнезде. Зоолог утверждал, что если в аду существует (согласно маркизу де Саду) круг дерьма, то он прошел сквозь этот круг при жизни.

Леон подумал, что в этом случае любой нежилой дом в Москве, да, к примеру, тот, где они недавно были, — филиал ада на земле. Однако же живут в этих домах не гориллы, а бомжи — советские люди, и не с естествоиспытательскими целями, как зоолог, а просто живут, отстаивая свое право жить там в кровавых схватках с другими бомжами.

Леон спохватился: умножение сущностей без необходимости сделалось его натурой. Но не ради очередного умножения сущностей он вспомнил книгу чудака-зоолога. Француз рекомендовал желавшему мирно разойтись в джунглях с гориллой не смотреть ей в глаза. Такой малости, оказывается, доставало, чтобы удержать могучего свирепого зверя от нападения. И точно такой же малости достало Леону, чтобы проскочить два поста.

А вот на третий недостало.

— Стой, сволачь! — раздался в спину скверный голос. — Застрелу, как сабака!

Леон остановился.

— Иды суда!

Леон обернулся.

С ним разговаривала даже не горилла, а неизмеримо более дикое и злобное существо: в стройбатовской — цвета дерьма — форме, но, к счастью, без стрелкового оружия, с коротенькой киркой или гвоздодером в руках. Тут же другие стройбатовцы, хрипя, толкали ломами бетонную дуру, видимо, противотанковое заграждение.

Леон решил, что не надо ему: иды суда.

— Я спешу, козел, не видишь? — побежал дальше, но вдруг раздались выстрелы.

Оказывается, у стройбатовской сволочи имелся пистолет. Определенно незаконный, потому что, стреляя, он воровато косил по сторонам.

— Чего тебе? — устало полюбопытствовал Леон.

— Иды суда! — повторил стройбатовец. Похоже, это были единственные русские слова, которые он знал.

Леон обреченно подошел.

Стройбатовец спрятал пистолет в карман галифе.

— Снымай дэвчонку!

— Зачем? — удивился Леон.

— Идты хочешь?

— Хочу.

— Снымай дэвчонку и иды куда хочешь. Она тэбэ нэ сэстра, вы нэ пахожы. Иды!

— А что ты с ней будешь делать? — задал Леон глупый вопрос.

— Иды суда! Снымай и иды! — Глаза стройбатовца горели сатанинским огнем, руки теребили пуговицы на ширинке.

— Нет! Гад! — крикнул Леон. — Зови офицера! Ты… — Не было в целомудренном русском языке подходящего слова для обозначения этой твари.

— Застрэлу! — заорал, как бешеный ишак, стройбатовец.

— Стреляй! — заорал в ответ Леон.

По проспекту Маркса (Охотному ряду) вереницей двигались бронемашины с пехотой. Но ведь они пройдут, с тоской подумал Леон.

— Ну, харашо, слюшай, — понизил голос стройбатовец. Пехота могла и не одобрить его действий. — Нэ хочешь так, давай меняться. Ты мнэ дэвчонку, я тэбэ «макара», — похлопал себя по карману. — Новый, десат тыщ любой отвалит. Дагаварылысь?

— И обойму? — изобразил на лице заинтересованность Леон.

— Сматры, — вытащил из другого кармана черную обойму славный защитник Родины.

Леон вздохнул, поднял вверх руки, как бы готовясь снять с плеч Калабухову Аню.

Дрожащий от нетерпения стервец, в лучшем случае собиравшийся вместо «макара» и обоймы дать Леону по морде, шагнул навстречу.

Леон что было силы ударил его ногой в пах, а когда тот согнулся, ногой же выбил из его рук обойму, побежал по перекопанной улице Герцена, только ветер в ушах засвистел.