Вместо того чтобы что-то немедленно предпринять, Аристархов инертно, но с нарастающим автоматизмом хлебал водку. Вдруг подумалось, что точно так же инертно, тупо, анестезированно ворочается Россия, обрезанная новыми нелепыми границами, с венами-трубопроводами на вывод, как на операционном, но более похожем на мясоразделочный, столе. Хоть и было в высшей степени самонадеянно отождествлять собственную ничтожную личность с огромной пока еще страной. Но герр Вернер отождествлял себя с небольшой в сравнении с Россией Германией и черпал уверенность и силу в этом своем отождествлении. В то время как Аристархов в своем — как экскаватором — неуверенность и слабость.
Должно быть, от всех этих мыслей у Аристархова сделалось до того жалкое лицо, что герр Вернер посмотрел на него с брезгливым презрением. Герру Вернеру самое время было вспомнить тезис Бердяева о вечно бабьем в русской душе. Если, конечно, герр Вернер читал Бердяева.
Всем своим видом герр Вернер показывал, что не следует так расстраиваться ни из-за разрушения собственной страны, ни из-за измены собственной жены.
Аристархов нагнулся над блещущей, как доспех римского преторианца, серебряной омарницей, увидел свое искаженное изображение. «Если у русских офицеров такие лица, — подумал он, — России ничего не светит».
— А можно, — продолжил герр Вернер, — сделать все гораздо чище и экономичнее для казны бундесвера. Не перевести деньги за жидкие противогазы. Вы единственный, кто был в курсе. Ваши же генералы достанут вас из-под земли и живого разрежут на куски. Мне кажется, — доверительно наклонился к Аристархову, — если начнется третья мировая война, то она непременно начнется из-за какого-нибудь крупного неплатежа русским генералам…
— Прошу прощения, полковник, — перебил Аристархов, — мне необходимо в туалет.
Наверное, выражение его лица помимо его воли изменилось, потому что герр Вернер строго предупредил:
— Не делайте глупостей, капитан, не осложняйте жизнь себе и нам.
Аристархов, пошатываясь, двинулся к сортиру, кожей затылка ощущая взгляды идущих следом.
Немецкий сортир был светел и чист, как та самая операционная, где разделывали Россию. Аристархов упал лицом в унитаз и некоторое время неслышно рыдал, словно в водопаде, так что немцам за дверцей кабинки оставалось только гадать, что там поделывает загадочная славянская душа? Аристархов смыл слезы холодной ароматизированной водой, почувствовал, как расслабленность и безволие вдруг сменились в нем мужеством и холодным, как эта ароматизированная, химически очищенная вода, отчаяньем. Как будто он не провел бессонной ночи за рулем, как будто не пил сутки напролет. Он был совершенно уверен, что скорее погибнет, нежели уступит. Отчего же так поздно, подумал Аристархов, когда приперли к стенке? Отчего бы вот так, как он сейчас, не всем сразу? А что сейчас? Сейчас все, как он — обречены спасаться поодиночке и без больших шансов на успех.
Один из немцев вплотную приблизился к дверце. Аристархов едва успел стащить с унитаза стульчак. Ботинки немца задумчиво перетаптывались под дверцей. Немец как будто думал ботинками. Аристархов понял: в следующее мгновение он просто-напросто высадит ботинком дверцу и окончательно убедится, что все русские свиньи. Если их пьяные офицеры хлебают воду из немецких унитазов.
Аристархов щелкнул задвижкой, отпрянул назад, прижимая к груди стульчак, как мать дитя или утопающий спасательный круг. Что есть силы оттолкнулся ногами от стенки, спиной вперед катапультировался из кабинки. Первый немец отлетел, лязгнув зубами, второму же, судорожно сунувшему руку под пиджак, Аристархов, как норовистому коню, надел на шею хомут-стульчак, так что тот, выпучив глаза и схватившись за шею, кулем повалился на глянцевый пол операционного туалета.
Остальное было делом техники.
Варварски выставив ногами изящное с металлическим плетением оконное туалетное стекло, Аристархов, осыпав осколками прохожих, выпрыгнул на сумеречную гамбургскую улицу, бросился, прихрамывая, в переулки, носился, запутывая следы, пока, наконец, не оказался в гавани среди заброшенных домов и пакгаузов. В одном из пакгаузов негры и арабы разгружали длинный, как туннель, трейлер. Грузчиков не хватало. Аристархова задвинули в самую глубину трейлера, и он оттуда передавал желтоглазому в чалме и с серьгой в ухе негру картонные ящики с определенно фальсифицированными бульонными кубиками.
Из трейлера он выбрался чуть живой далеко за полночь. Получил расчет в сто пятьдесят марок. Переночевал у индусов в подвале. Утром привел себя в порядок в дорогой турецкой бане и отбыл на автобусе в Берлин, предварительно оплатив в транспортной конторе перегон оставленного на набережной «форда» из Гамбурга к воротам российского военного городка в Саксонии.
7