Георгий Иванов - Ирина Одоевцева - Роман Гуль: Тройственный союз. Переписка 1953-1958 годов

Дорогой Георгий Владимирович, Вы просите писем — их нет у меня.[880] Нет, правда, на сердце такая большая тоска, ей-Богу. От усталости, от старости и еще от чего-то не поддающегося определению. Вероятно, — от эмиграции... Есть такой недуг несчастный и неизлечимый... Но вот сбрасываю с себя ветхого Адама — и принимаюсь за веселое письмо к Вам. Не писал давно, ибо был занят тяжелющей работой, притом спешной, притом нелитературной. Сейчас я ее свалил, и устал... как пес... Прежде всего хочу Вам написать о том, что Вас может интересовать больше всего, — это о мысли М. М. издать Ваш сборник. Я думаю, что это осуществимо. Я уже писал М. М., что Вы этим очень зажжены. И мне кажется, нам удастся сделать это к<ак>- н<ибудь> очень экономно — что необходимо, ибо деньги-то надо вырезать откуда-то, а их ведь нет. Во всяком случае в своем далеке Вы должны приняться за манускрипт. Это сделать Вам легче легкого, я думаю. Ножницы. Клей. Немного бумаги. Вот Вам — и Вы сделали прекрасный сборник. Вы писали, чтоб я «ч<то>-н<ибудь>» написал. Понимаю, — о Вашем стуле, конечно! За номером. Можно написать. И даже должно. Но Вы должны сказать совершенно членораздельно: давать в сборник статью мою из НЖ или нет? Не думайте, что меня обидите, если скажете — нет. Милый друг, я умираю оттого, что был я честен. Но зато родному краю, верно, буду я известен...[881] Кстати: верно или видно? Или Вы такими сюрреалистическими стихами не интересуетесь? Нет, без дураков. Мне ведь решительно все равно — дать так дать, не давать так не давать. Можно поместить, сильно сократив, оставив только о стуле. Кстати, известна ли Вам острота Ходасевича: «Эмиграция так бедна, что у нее даже нет стула...».[882] Ну, вот отпишите мне все это и гоните манускрипт, а тут покумекаем что к чему. И воздвигнем Вам памятник нерукотворный... Насчет зарастет или не зарастет [883]- это уж не ручаемся... Может и зарасти... в наш тяжкий и великий век... Ну вот, о главном кончил.

Теперь второе. Пишет ли политический автор для нас «Бурю»? И когда шлет? Получили ли небольшой чек с письмом, посланным перед моим отъездом — жюст, жюст...* Там же было море междкупонов, которых Вы не любите, а я, помню, живя в Париже, страсть любил — откроешь конверт, там купоны — и такая хоть небольшая, но все-таки приятность — прорежет душу — сразу же можно было отвечать... Трудно мы живали иногда в Париже...

Чем ни больше тут живу — сильней Америку люблю. Хороша страна моя родная...[884] Оченно хороша... Гляжу на американскую молодежь и думаю, — ах, телята, не понимаете, наверно, вы, до чего хорошо у вас дома! До чего хорошо! — А м. б., и понимают. Едва ли? Для того, чтобы так понимать, надо одну такую же страну потерять. А это не так просто и не всякому дано.

Ну, вот. Теперь о Почтамтской улице. Вы меня, конечно, с ней забыли. Но знаете, что я хочу Вам сказать. Мое впечатление о подсудимом внезапно стало оборачиваться в его пользу. Ну, да, конечно, участвовал, в подштанниках там лазил, подтирал, все так... Но позвольте, господа судьи! Вина моего подзащитного небольшая — он — посмотрите на него! — он типичная жертва среды... Он был принужден, вынужден, по слабости характера, вернее по бесхарактерности вовсе — ему некуда было податься от этих паханов... взгляните на него, господа судьи, ... и т. д... Вот паханы — да, это централ номер первый и петля, вздрагивая, плачет по их шеям... но этот нежный подсудимый — смотрите, он даже плачет, видите, он рыдает навзрыд... нет, это не закоренелый преступник, господа судьи, это несчастная жертва обстоятельств, среды и безнравственного, конечно, поведения... Вы не согласны со мной, маэстро? Да или нет? Если — нет, то объяснитесь, почему? Я думаю, что в точке зрения этого адвоката есть большая доля истины...

Рад» что посылка пришлась Вам по вкусу. Передал это графу — он, собака, страшно осклабился, как будто послал неведомо что... страшный народ эти буржуи недорезанные... не понимают они нашего брата проклетария...[885]

Кстати, прочел первый том Степуна [886] и должен Вам доложить, что есть места первоклассные! Бунин бы даже, читая, мог озлиться, что не он это написал - всякие такие образы... Очень здорово... Но - странно - есть и внезапные какие-то актерские пошлости, которые портят все дело. Но их <дальше обрезан нижний край письма. - Сост.>

Тут я пробуду до 1 сент. Можно писать прямо сюда. Но если вдруг забудете адрес — то жарьте и на город, все равно перешлют, быстро. Но рукопись полит<ического> автора лучше слать на НОВЫЙ ЖУРНАЛ, чтобы сразу пошла в переписку на пишмаш.

Как здоровье? Встали ли полностью на ноги? Или как? Я ведь тоже сижу на такой зверской диэте (болезнь моя почетная — желчный пузырь и печень вообще) — так что ничего вкусного, все без соли, все невкусное, так что не разыграешься, не распрыгаешься... Да, граф, это уж не былые кабардинские времена... это так себе — зори, закаты, если хотите, эти самые зарницы и вообще — тихие вечера...