Читаем Георгий Иванов - Ирина Одоевцева - Роман Гуль: Тройственный союз. Переписка 1953-1958 годов полностью

Георгий Иванов - Ирина Одоевцева - Роман Гуль: Тройственный союз. Переписка 1953-1958 годов

Георгий Владимирович Иванов , Ирина Владимировна Одоевцева , Роман Борисович Гуль

У меня нет ничего, чтобы клеить книгу. Стихи из прежних Дневников и др. переписанные на машинке в свое время были посланы Вам. Копий нет. Нет и №№ «Нов. Журнала» — они остались в недоступном месте в Париже. Нет и ни одной моей книги. Если Вы выбросили переписанное на машинке, то единственный способ, чтобы Вы дали списать Вашей машинистке и прислали мне. Затем, все-таки, размер книги. Как же собственно клеить: сколько строк можно вместить на страницу, сколько будет вообще страниц в моем распоряжении, кроме Вашей (хотя бы сокращенной) статьи, а также неизбежных страниц титула, оглавления и пр. Не знаю также, как считаете Вы издательски более удобным — дать ли только послевоенные или избранные стихи этак 1930 — 1956. Меня больше тянет последнее, с преимуществом для последнего периода, этак треть довоенных и две трети послевоенных. Но ведь издаете Вы, а не я, ответьте. За счет красивости внешней предпочитаю использовать каждый вершок бумаги a la «Кипарисовый Ларец».[898]

Очень благодарю за обещанный сбор в мою пользу. Нельзя ли, все-таки, поторопить его в пределах возможного. Мы, не без основания, рассчитывали на гонорар за отрывок И. В. И теперь — сами понимаете. Прилагаю стишок из собираемого Дневника.[899] Если редакция способна выдать под него (кредиткой в обратном письме) 5 дол<ларов> (о десяти не смею просить!), буду очень польщен. Ну жму Вашу руку дружески и с аттенцией*, как всегда. Не берите с меня пример — ответьте в Вашем обычном блестящем стиле...

Ваш всегда Г. И.

*Attention (фр.) - внимание, заботливость и т. п.

126. Георгий Иванов - Роману Гулю. 25 октября 1956. Йер.

25 октября 1956

Beau-Sejour

Нуeres

Var

Дорогой Роман Борисович,

Положение вещей (как, по крайней мере, оно рисуется мне по сю сторону океана) более менее таково: после моего последнего письма (того, где были приложены стихи) пришли от Вас 10 д<олларов> аванса (благодарю!). Завернуты в вырезку Вашей статьи о рыжем[900] (весьма и весьма «в цель») и с бессмертной терциной, чисто дантовской силы

«Не рыдай так печально над нимХорошо умереть молодымКниги вышлю на днях заказным»[901].

Книги, действительно, пришли на днях… Это все.

В последнем Вашем письме Вы, как будто, писали, что собираетесь в «начале сентября» начать сбор в мою пользу, но ждете приезда М<ихаила> Мих<айловича> «необходимого для этого дела». Там же Вы, как будто, приглашали меня клеить книгу. Я, помнится, справлялся, что же собственно клеить, и указывал, что кроме двух последних «Дневников» у меня ничего не имеется и что переписанные на машинке стихи послевоенного периода, если Вы их в свое время выбросили, необходимо для клейки книги вновь переписать. Задавал и всякие другие вопросы. Сегодня по нашу сторону океана 25 октября. А с Вашей стороны оного, как говорит пословица, «нет ответа, тишина»[902].

Не обессудьте, что не вдаюсь в игривый эпистолярный тон нашей обычной переписки. Но как-то не играет перо, да и марки в последнее время в моем представлении так чудовищно выросли, что прямо не подступись — точно к фунту сахара. «Бытие определяет сознание». Хоть и украл эту истину Маркс у Бекона[903], но и краденой она, увы, остается в силе! И даже моральное удовлетворение Гомулкой[904] не очень смягчает ее. Ну вот. Адрес мой все тот же. Погода у нас хорошая, но по вечерам свежо: с наслаждением и благодарностью надеваю присланный Вами кабардин[905].

Жму Вашу руку.

Г. И.

<Приписка на полях 1-й стр.:> И. В. кланяется и очень просит вернуть ее рукопись или ее переписку на машинке.