Дорогой Георгий Владимирович, получил Ваше письмо и устыдился, хотя чего же стыдиться, когда нет у человека свободного вздоха. Устал, как «спутник»... вот именно. Кстати, не взять ли Вам его в работу и пустить в к<аком>-н<ибудь> стихе? Он дает всяческую такую для Вас «тему и музыку». Тем более, что последний — с собакой. Жена, услышав об этом сегодня по радио, — сказала — «бедная собака...». Странно, что Хрущев не запихал туда какого-нибудь маршала — для победы социализма... Ну, ладно, постараюсь ответить хоть и кратко, но на все деловые вопросы Вашего письма (и писем).
1. Рады, что посылка пришлась. Вещи это все хорошие, чистые, из роскошного гардероба моей жены, почти новые. Чудно. Точка. Три, нет простите, четыре бальных платья лежат у нас как живые и уже в коробке. Я сказал Олечке о Вашей просьбе подтолкнуть туда какие-нибудь такие портянки, «для нужды», уж не знаю, что она сделает, но она, во-первых, напишет всякие слова, что это кадо де ноэль, крисмас гифт* и пр. К тому же там платья есть явно не новые. Но одно есть оченно забористое. Никаких денег из Ваших гонораров за сие мы, конечно, не возьмем. Это подарок политическому автору к Рождеству. Но вот что, так как в этом большую роль играла Е. Л. Хапгуд, то я думаю, сделайте вот что — как джентельмэн — посвятите ей это вот «потрясающее» стихотворение, где есть «цветы и звезды остаются, а остальное все равно».[1002]
Я ей ничего не скажу. А когда пошлю ей очередную кн. Н. Ж., пусть она увидит, и на минуту — ей будет, наверное, приятно это внимание. Если согласны, отпишите мне. Написать надо просто: «Е. Л. Хапгуд» (т. е. по-русски). А не Элизабет Хапгуд. Это будет, повторяю, прекрасный жест. Ведь и первые, какие-то мощные посылки Вам из Питерсхэм шли гл<авным> образом от нее (давно). К тому же она совершенно очаровательная. Тут для полит<ического> автора она нашла время ходить по этим вот магазинам «специальным», звонила, что нашла, и вместе с женой они это все и обломили (как говорят у нас на бывшей родине). Так, это одно дело о посылках. Платья, стало быть, уйдут к Вам завтра-послезавтра, постарается жена с портянками, но не знаю, как она уж это сделает. Она умная.2. Корректуру пришлю обязательно, хотя бы на один день только. Голодай — действительно ужасен. Отношу к Вашей ноншалантности** — Вы должны были указать ясно заглавную букву, учитывая наше дремучее невежество. Мы знали, что есть какой- то там Исаакий, но о Голодае совершенно забыли.
3.О книге Смоленского и о Вашем желании доложу М. М., и оставим за Вами.
4. Рад, что получили пишмаш. Я немного волновался, ибо сдуру послал оба экземпляра. И думал — пропадут — и ни черта не останется в природе. Теперь Вам надо поступить вот как. Слушайте! Я поднял правый указательный палец! Напишите письмо Мих. Мих. в Кэмбридж в таком стиле, что Вы, от меня, слышали, что он не прочь бы был помочь изданию Вашего сборника, что сборник Вы этот уже послали на редакцию журнала. И что Вы были бы счастливы, если бы М. М. поддержал Вас и помог бы изданию. Если Вы действительно хотите, чтоб моя статья была предислом (я даю Вам тут полную свободу воли, ради Бога не думайте, что я хочу во что бы то ни стало). Конечно, мне было бы не без приятности соседствовать с Вами, как Ницше с Вагнером. Но — говоря по чести — маэстро, я не люблю музыку. И потому не ломайтесь, как маца на Пасху и делайте так, как Вы хотите. Убийство, конечно, можно опустить и вообще кое-что поджать. После получения Вашего письма я уверен, что М. М. найдет материальные возможности, издать Вашу книгу, ибо он мне говорил об этом всерьез тогда: — а не издать ли действительно Г. В.? не помочь ли ему в этом? А получив Ваш макет, я уже примусь за дело, поговорю с М. М. и с типографией (я уверен, что это будет стоить недорого, ибо сие ведь не проза). Я вот сдуру издал на свой личный счет «Скифа в Европе» [1003]
(совершенно переработав большой сырой роман в книгу — захватывающего интереса и боевой тематики — в 210 стр.). Если будете себя хорошо вести, получите. Ну, вот это дело тоже кончено.