Георгий Иванов - Ирина Одоевцева - Роман Гуль: Тройственный союз. Переписка 1953-1958 годов

Обязательно буду посылать Вам отрывки из моего нового oeuvr'a, т. е. воспоминаний. Работа над ними у меня в полном ходу. Ничего получается, по-моему. Задержка (в смысле посылки Вам отрывка) только в том, что я хочу «начать с начала» так, чтобы в дальнейшем была хотя бы и отрывчатая последовательность. Черкните, какой, собственно, срок в моем распоряжении для этих первых (20-23) страниц.

Да,

Мы вымираем по порядку,
Кто поутру, кто вечерком.[389]

Ставров, Кнут, милейший дюк Гаврила,[390] незаконно объявивший себя Грандюком в эмиграции. Кстати, совсем недавно он был еще настолько в здравом уме, что весьма ловко сыграл роль сына Лейтенанта Шмидта: явился к Гукасову и загнал ему за 50 тысяч франков пачку «неизданных» стихов «августейшего родителя» К. Р. — перещелканных из собрания стихов последнего издания 1908 года. «Умер бедняга», «Помню порою ночною» [391] и пр. Теперь они в портфеле редакции Ренессанса и там, кажется, колеблются, не поместить ли.[392] «Все-таки августейший покойник, да и денежки крупные».

А Сережка Рубинштейн? [393] Будь я на четверть века моложе, трахнул бы я о нем «Парижскую Зиму», пальчики бы облизали. Но не те времена, не то перо, да и сан не позволяет.

Ставров был холощенная бездарность. А вот Кнута мне жалко.

Не получили книги с рецензией Юрасова. И, вероятно, не получим. Почта наша не то, что при Манделе. [394] Пересылают, когда соблаговолят. Заказное письмо недавно дошло до меня, побывав по очереди по всем «Beau-Sejouraм» Ривьеры. Пришло грязное и растрепанное спустя месяц. Так то заказное, простым бы в первом же Beau-Sejour'e просто потерялось бы. Еще малость подожду, потом уж будьте любезны, не взирая на расходы, отправьте дубликат avionoм. А то какой-то заколдованный круг с этой заметкой Юрасова.

Да вот еще. Не могли ли бы Вы прислать на адрес нашего русского библиотекаря пачку старых, какие есть, № «Нового Журнала» - сделаете хорошее дело. Здесь двадцать два русских, все люди культурные, и дохнут без русских книг. Не поленитесь, сделайте это, если можно.

Ну, нет - это не русский дом Роговского, я там живал в свое время [395] за собственный счет. Было сплошь жульничество, грязь и проголодь. Здесь дом Интернациональный - бывший Палас, отделанный заново для гг. иностранцев. Бред: для туземцев с французскими паспортами ходу в такие дома нет. За нашего же брата апатрида (любой национальности) государство вносит на содержание по 800 фр. в день. Только на жратву. Так что и воруя - без чего, конечно, нельзя - содержат нас весьма и весьма прилично. От такой жизни не хочется опять умирать и буду жалеть, если все-таки придется. Тогда хоть умру с комфортом. И так почем зря выписывают мне разные ампулы по 1500 фр. коробочка, уговаривая: только не забудьте принять. Впрочем, доктор осел и едва меня уже не отравил. Но passons...

Чтой это Вы написали насчет гостиной желтого клена? Не совсем сообразил, на что намекаете. Были, конечно, какие-то дурацкие стихи Игоря Северянина в таком духе, посвященные мне. [396] Но почему из этого следует вывод «начнем с заграницы» - т. е. в Вашей будущей статье обо мне. Или это значит, что Вы в моей доэмигрантской поэзии не очень осведомлены. И плюньте на нее - ничего путного в ней нет, одобряли ее в свое время совершенно зря. Впрочем, если Вы, действительно, обещаете написать эту статью, я Вам кое-что пришлю, для чего Сазоновой, к сожалению, не имел.

Ну Ир. Влад. Вам нежно кланяется, а о заячьем тулупчике...

Жму Вашу руку. Черкните в свободную минуту, не только по делам, а и «для души».

Ваш Г. И.

P.S. А мои желтые лоферы? А куртки с тиграми и пр., которые я уже умственно переживал на ногах и плечах! Не прислать ли все-таки, раз дружба восстановилась, мерку и пожелания? Если, конечно, это - т. е. посылка - возможна...

Эту страницу оставил нечаянно белой и, чтоб не пропадала, рисую свой портрет. [397]

62. Георгий Иванов - Роману Гулю. 10 мая 1955. Йер.

10 мая 1955

Beau-Sejour

Hyeres. (Var.)

Дорогой Роман Борисович,

Я выждал три дня после получения от Вас ледерплякса, т. к. надеялся, что за ним последует, наконец, долгожданное письмо от Вас. Убедившись, что Ваше (двухмесячное) молчание продолжается — пишу.*