Георгий Скорина

Покинув подвал, Георгий побежал на Малую Сторону к Генриху Зайцу. Немец встретил его почти торжественно.

– О, господин доктор! – заговорил он, едва Георгий назвал себя. – Я много слыхал о вас. Я так польщен, что буду считать сегодняшний день праздником.

Георгий, несколько отвыкший от людей, смутился и протянул письмо от Богдана Онковича. Немец письма не взял.

– Я также получил письмо от моего друга, господина Богдана из Вильны. Очень рад служить. Деньги я уже приготовил, но… сегодня мне хочется воспользоваться одной счастливой случайностью… Если господин доктор не возражает, я познакомлю его с одним человеком. С ним можно начать дело. Очень выгодное дело, господин доктор…

Словоохотливый немец ввел Георгия в просторную, скромно обставленную комнату. На стуле с высокой спинкой сидел угрюмого вида мужчина с массивным лицом, обросшим курчавой черной бородой. Хозяин назвал Георгия. Мужчина поднялся и, протянув руку, заговорил густым низким голосом:

– Прежде я занимался скорняжным ремеслом, но, повинуясь велению свыше, теперь проповедую слово божие. Сограждане зовут меня Матвеем Пустынником.

Георгий с любопытством посмотрел на него.

– Как относитесь вы, доктор Франциск, к учению Мартина Лютера? – в упор спросил Пустынник.

Скорина пожал плечами.

– Я мало знаком с учением Лютера. Люди, приезжающие из Виттенберга, рассказывают, что он сурово обличает распутство и алчность прелатов римской церкви…

– Да! – прогремел Пустынник. – И порицает постыдную торговлю индульгенциями. Он проклял папу и сжег его буллу, запрещающую наши проповеди!

– Если все это правда, – заметил Георгий, – то доктор Мартин Лютер – человек честный и желает блага своему народу.

– Лютер не только честный человек, – сказал сурово Матвей, – господь наделил его пророческим даром, возложив на него святую миссию: очистить род людской от скверны.

– Возможно, – ответил Георгий спокойно. – Я уже сказал, что не знаком с сочинениями Лютера. Однако я полагаю, вы хотели беседовать со мной не о виттенбергском проповеднике?

– О нем! – сказал Пустынник. – Дело в том, что чешские паны и богатые горожане, принадлежащие к утраквистской церкви,[55] именуют себя последователями Яна Гуса. На деле они давно отступились от учения Гусова и немногим отличаются от католических попов. Они готовы примириться с восседающим на римском престоле наместником дьявола, чтобы с помощью его слуг владеть душами и телами бедняков. Я, Матвей Пустынник, по гласу божию приступил к проповеди Лютерова учения среди заблудших и невежественных моих братьев в Чехии.

Он говорил глухо и монотонно, словно повторяя давно заученную речь. Маленькие глазки под нависшими черными бровями горели мрачным огнем.

Скорина слушал его, все еще не понимая цели беседы.

– Доктор Францишек! – продолжал Матвей Пустынник. – Господь повелел мне проповедовать истину не только речью, но и книгой. А как мне исполнить это, если все печатни пражские находятся в руках либо католиков, либо утраквистов? Все печатни, кроме вашей, доктор Францишек…

– Теперь понимаю, – сказал Георгий. – Но я иноземец и стою в стороне от происходящих здесь распрей. Живя в Праге, я печатаю книги для моего народа.

– Разве те, на которых восстал Лютер, не являются врагами вашего народа?

– Да, это так, – согласился Георгий, – однако у нас свой путь и своя вера.

– Доктор Мартин Лютер объявил войну латинской тарабарщине. – Матвей в упор смотрел на Скорину. – Он занят теперь переводом Библии на народный немецкий язык.

Ход был рассчитан правильно.

– О! – проговорил Скорина, оживившись. – Это заслуживает одобрения.

– Ведь и вы делаете то же, доктор Францишек, – значит, пути ваши не так уж различны, – вкрадчиво заметил хозяин дома.

Георгий задумался.

– Сожалею, – сказал он, – что не имел возможности ранее познакомиться с учением Лютера. Есть у вас его книги?

– Вот! – почти выкрикнул Матвей и резким движением вытащил из-за пазухи небольшой томик. – Это – книга на немецком языке, – объявил Матвей, – но вы сможете ее отпечатать на русском, на польском, на чешском… Вы дадите своим братьям духовный свет.

– Я печатаю только те книги, которые перевожу или сочиняю сам, – сказал Георгий.

– О, это неважно! – заметил хозяин дома, внимательно следивший за беседой. – Мы оплатим всю работу. Это очень выгодно, господин доктор.

– Господин Зайц ошибается. Речь идет не об оплате. – Скорина улыбнулся. – Но прежде чем дать окончательный ответ, я должен прочитать это.

* * *

Придя домой и ознакомившись с книгой, полученной им в доме Генриха Зайца, Георгий увидел, что это было сочинение не Лютера, а самого Матвея Пустынника, или, как он именовал себя на заглавном листе, «Достопочтенного Матвея из Жатца». Это была скучная проповедь, где в нагромождении выспренних сентенций, славословий Лютеру и проклятий папистам трудно было найти мало-мальски живую мысль.

Георгий быстро потерял интерес к творчеству Матвея Пустынника и, бросив немецкую книгу в угол, с увлечением занялся работой в друкарне.

Пустынника, явившегося как-то в типографию, Георгий не принял, сославшись на крайнюю занятость. Больше тот не являлся.