В 1983 году исследовательский институт Forschungsstelle Osteuropa Бременского университета в Германии заказал Раисе Орловой ряд интервью с видными деятелями русской культуры, оказавшимися в эмиграции. Иногда в роли интервьюера выступал Лев Копелев, как это было и в случае с Георгием Владимовым[302]
.При интервью, которое приводится ниже, присутствовала Наталия Евгеньевна Кузнецова, жена Владимова. Владимовы приехали в Кельн в гости к Р.Д. Орловой и Л.З. Копелеву, обстановка была неформальной, и Копелев, начавший с формального «вы», быстро перешел на дружеское «ты».
Расшифровка и редактура этого интервью были сделаны при жизни Р.Д. Орловой и Л.З. Копелева. Качество записи довольно плохое. Н.Е. Кузнецова принимала активное участие в разговоре, но так как она говорила не в микрофон, часто трудно разобрать ее фразы. В некоторых случаях я указывала, в тексте или в примечаниях, на ее участие. Но в записи при редактировании Р.Д. Орлова и Л.З. Копелев старались сохранить, за редкими исключениями, только реплики Г.Н. Владимова.
Лев Копелев (ЛК):
Георгий Николаевич, когда вы впервые встретились с таким явлением, как самиздат? Что вы помните о своих первых встречах с самиздатом?Георгий Владимов (ГВ):
Моя первая удачная встреча с самиздатом была в 1964–1965 годах, когда я прочитал повесть Булгакова «Собачье сердце». Встреча была очень удачной – это значительное произведение, и оно произвело на меня очень сильное впечатление. Я сразу понял, что такая вещь не могла быть напечатана в советских издательствах, и что самиздат – дело серьезное и необходимое. В нем плавают крупные литературные киты и просто – большая литература. Таким образом, я сразу признал, что самиздат есть вещь необходимая, как дополнение, альтернатива советскому печатанию.Затем мы читали различные воззвания диссидентов, рукопись Мороза. Мы читали рассказы Шаламова, хотя это не был для меня самиздат. Он приносил свои «Колымские рассказы» в редакцию «Нового мира»[303]
. Почти все рассказы Шаламова я читал, еще когда работал в «Новом мире».Сначала самиздат – это были мутные машинописные копии, которые размножались и распространялись в Москве. В основном воззвания и диссидентские письма.
Читали также Цветаеву, Гумилева, уже переплетенные сборники. В 1964 году мы читали в самиздате «По ком звонит колокол» Хемингуэя, который был переплетен вместе с Тендряковым. Это была, пожалуй, наша самая первая встреча с переплетенным самиздатом, то есть перепечаткой на машинке романа Хемингуэя «По ком звонит колокол». Он по каким-то соображениям долго-долго не печатался в Советском Союзе. Кажется, от Хемингуэя требовали каких-то купюр, что-то оттуда выбросить, по-моему, сцены с Марти или упоминание о Долорес Ибаррури. А поскольку Советский Союз был единственной страной, где можно что-то запретить в области литературы, то французские коммунисты запрещали эту книгу у нас издавать[304]
.Вторым опытом, как я уже сказал, было перепечатанное «Собачье сердце» Булгакова, а третьим – книга Мороза[305]
, которую мы, кстати, передавали на Запад, уже принимая практическое участие в самиздате.