Реальная практическая сторона деятельности НТС в СССР заключалась в связях с диссидентами, доставке и распространении запрещенных книг, журналов и Библии. Для этого НТС пользовался открытыми (официальная почта) и закрытыми (курьеры, диппочта) каналами – «стрелами», как их называли солидаристы. ЦРУ активно поддерживало деятельность издательства «Посев». Журналы НТС – общественно-политический «Посев» и литературно-исторические «Грани» распространялись в крупных советских городах. И хотя они были доступны сравнительно небольшому количеству людей, это был серьезный и важный аспект деятельности союза. «Посев» был для писателей в СССР одним из западных издательств, публиковавших и плативших гонорары за напечатанные произведения, не пропущенные советской цензурой.
В 1981 году в журнале «Грани» была напечатана пьеса Владимова «Шестой солдат», в 1982-м – рассказ «Не обращайте вниманья, маэстро», и в 1985 году глава «Три командарма и ординарец Шестериков» из романа «Генерал и его армия».
Как упоминалось, журнал «Грани» возник в Менхегофе[370]
. Название его придумал Евгений Романович Романов и несколько лет до 1951 года редактировал и выпускал его практически в одиночку. Сын белого офицера, Романов провел войну в Днепропетровске, издавая местную газету. Первоклассный шахматист, журналист, очень интересовавшийся литературой, по словам Владимова,Журнал активно печатал литературу эмигрантов первой волны, публикуя таких ведущих писателей, как Бунин, Ремизов, Зайцев, Тэффи и многих других. В 1955–1961 годах Романов вновь стал редактором «Граней». По его словам, НТС отводил литературе большую революционную роль, схожую с воздействием «Кружка Петефи» в Венгрии в 1956-м. Восстание в Венгрии очень подхлестнуло надежды НТС, как свидетельство того, что «народ готов» к освобождению от власти коммунистов.
Романов считал, что свободные «Грани» конкурировали с «Новым миром». С точки зрения воздействия на общество, такая идея не вполне отражала реальность. «Новый мир» огромными тиражами распространялся по всей стране и был доступен в каждой библиотеке, тогда как циркуляция «Граней» была очень ограниченной. Но в бесцензурных «Гранях» были впервые опубликованы многие важнейшие произведения эпохи: «Собачье сердце» Булгакова, «Четвертая проза» Мандельштама, «Котлован» Платонова, «Крохотки» Солженицына, «Реквием» Ахматовой, стихи из «Доктора Живаго» Пастернака, «Все течет» Гроссмана, «Фотограф Жора» и стихи Окуджавы, а также стихи Коржавина, Бродского, Горбаневской, – длинный и впечатляющий список имен легко продолжить.
Мобилизация западного общественного мнения в пользу преследуемых в СССР писателей и диссидентов была важной миссией «Граней». Журнал активно занимался пропагандой политической литературы, устроив, например, в Париже пресс-конференцию, на которой была представлена «Белая книга» Александра Гинзбурга. Романов утверждал также, что именно «Грани», сотрудничая с созданным НТС в Париже обществом «L’Art et le Progrès», впервые выдвинули на Нобелевскую премию А.И. Солженицына[371]
.К середине 1970-х годов поток рукописей из СССР ослаб, что, в первую очередь, было связано с эмиграцией. Многие писатели, оказавшись на Западе, публиковались в издательствах и печатных органах в Европе, США и Израиле. Постепенно журнал приобрел несколько одностороннее направление, которое Романов определял, как работу по восстановлению «исторической памяти». Но сам он был этим не особенно доволен, так как его идея многогранности журнала, главной частью которого должна была оставаться литература и публицистика, казалась утерянной. Романов считал, что нужен был новый редактор, который мог бы более тесно связать журнал с современной литературой, с авторами, живущими в СССР, и дать ему более широкое и разветвленное направление. Идея привлечения в журнал Владимова принадлежала именно ему. Романов утверждал, что, еще живя в Москве, Владимов согласился рекомендовать новых авторов, писал отзывы и благосклонно отнесся к предварительным разговорам о возможном руководстве журналом «Грани»: «…в смысле взглядов, подхода к литературе, к литературному журналу за рубежом и его роли в стране, – в этом смысле была очень большая близость. Я эту переписку читал, и открытую, и закрытую, – это ведь целое досье, все-таки почти 13 лет! И Владимов был готов к предложению перенять редакторство, потому что были намеки и в письмах, и устные»[372]
.