Георгий Владимов: бремя рыцарства

Здравствуй, мама!

Получил твое письмо и очень удивлен переменою тона. Впрочем, приливы и отливы – вещь вполне закономерная под луной. Одно непонятно. Зачем же ты все еще пишешь невнимательному эгоисту?

Без долгих рассуждений замечу, что ехать мне никуда уже не имеет смысла, ибо у меня на весь август осталось триста рублей. Если из этих денег 200 отдать хозяйке, то как раз остается сотня, чтобы переслать тебе. Как видишь, живется эгоистам недурненько, и всегда есть возможность свести концы с концами.

Вполне согласен с твоим утверждением, что тебе требуется усиленное питание, и обещаю в самые ближайшие дни деньги переслать. Есть возможность неплохо заработать на переборке овощей. Только прошу подождать терпеливо и дать мне возможность не протянуть копыта, – а это вполне может случиться, ежели учесть, что ем я 1–2 раза в сутки и работаю не совсем по-отпускному.

Должен сознаться, что при всей моей хваленой деловитости я еще не достиг того апогея, при котором удалось бы объединить и претворить в действительность три твоих лозунга: «вещи не продавай!», «питайся хорошенько!» и «обеспечь мне усиленное питание!».

Кто в этом виноват, не знаю: я или ты, которая до сих пор не понимает, какой тяжелый урон нанесло всему нашему семейству твое осуждение.

Я думаю, что обмен дурными письмами недолго будет продолжаться, ибо я все-таки намерен заговорить языком не дитяти, но мужа. В частности, хочу заявить теперь, что следующее твое «упречное» письмо решительно останется без ответа, и в конце концов, я превращусь в некий сердобольный автомат, который в определенное число каждого месяца будет пересылать тебе определенные суммы.

Я думаю, что и тебе не хочется рвать нити душевного согласия, которое у нас понемногу установилось в последние годы, и потому советую тебе – перед тем, как предпринимать очередную пилку моих нервов – хорошенько подумать и вспомнить, что сия экзекуция предназначается человеку, меньше всего виноватому в том, что случилось с нами, и не менее твоего заинтересованному, чтобы все окончилось к лучшему. Этому человеку очень трудно… Вот и все, что я могу сказать еще. Думаю, что в скором времени это положение изменится, и надеюсь, что ты порадуешься этому вместе со мною.

Пока же могу сообщить, что я ничего не узнал нового по интересующему тебя и меня вопросу, кроме того, что тебе, вероятно, известно по газетам (я имею в виду расстрел Рюмина[68]). Чарли уехал в Сочи, а нехромающий Байрон[69] и его дражайшая половина слышат только звон, да не знают, где он.

Прийти 1-го августа я не смогу, ибо это время будет использовано не без выгоды для тебя. Приду 8-го.

Целую, Жора

P. S. Ты могла бы все-таки не играть в «превозмогая боль», ибо, во-первых, публику меньше всего интересует, что актриса в день премьеры похоронила мужа, а во-вторых, такие эксперименты плохо кончаются. Зачем это тебе нужно? Я не понимаю «умение жить» как умение устраиваться, но давно отрешился от наивных сальто мортале дешевого энтузиазма. Коли ты требуешь чего-то от меня, так и я вправе требовать, чтобы ты соблюдала режим и берегла здоровье. Надеюсь, оно и тебе и мне еще пригодится.

Жора.

28.7.54 г. Ленинград