В начале своих отношений они как будто существуют в двух параллельных измерениях. Сеня сразу определяет Клавку как знакомый женский тип: «Вся она была холеная, крепкая… Красуля, можно сказать. А лицо этакое ленивое, и глаза чуть подпухшие, будто со сна. Но я таких – знаю. Когда надо, так они не ленивые. И не сонные» (2/18). Но он совершенно неверно понимает ее: «Пришла наконец Клавка, стрельнула глазами и сразу, конечно, поняла, кто тут главный, кто платит. Передо мною и с чистой скатерки смела» (2/18). Клавкино воспоминание о том же эпизоде: «Я перед тобой и со скатерки чистой смела, и уж так, и так… А сказал бы ты мне тогда: “Поедем со мной, Клавка”, – тут же бы и поехала, куда хочешь. Скинула б только передник» (2/355). Она кажется Сене необычайно привлекательной: «…губы у ней обкусанные и яркие, как маков цвет. Наверно, никогда она их не красила», – но он подчеркнуто грубоват с ней: «Неси, чего там у тебя есть получше» (2/18). В «Арктике» Сеня сразу отмечает ее яркую красоту: «А Клавка – та королевой сидела…» (2/29) Но он убежден, что она пришла с «пропащим» бичом Аскольдом. Клавка же пришла именно к Сене: «Пригласил, за ушком поцеловал… Я-то – разоделась, марафет навела, в большом порядке пришла девочка!» (2/355) Сама Клавка с первой встречи, с улыбкой говоря: «Не торопись, все будет. Дай хоть наглядеться на тебя, залетного…» (2/18) – уже знает, что Сеня – тот, кто ей нужен. Она называет его «рыженьким» – в России к рыжим относились, как к другой расе, и в школах ужасно дразнили. Так как роман написан от первого лица, мы только к концу узнаем, что Сеня – «светленький». Но для Клавки он был другой, и, чувствуя это своим женским инстинктом, она готова его защищать от недружественного мира.
Попав пьяным в ее комнатку в Росте, Сеня ведет себя инстинктивно, еще не понимая, что эта женщина – его судьба: «Клавка мне поднесла стопку и чего-то закусить, хотела со мной чокнуться. А я ее ноги увидел – красивые, с круглыми коленками, и чокнулся об ее коленку. Я ее так любил, Клавку, никого в жизни так не любил» (2/60). Но когда в тот вечер его избивают и грабят бичи, он совершенно уверен, что Клавка была в сговоре с ними. И, уйдя в море, лелеет злую мечту рассчитаться с ней. Убеждение, что Клавка расчетливая «девка» (2/22), остается в нем очень долго:
Она тебя встретит, такая Клавка, на причале, повиляет бедрами, и ты пойдешь за ней, как бык с кольцом в ноздре. И – не прогадаешь, если не будешь особенно жаться, пошвыряешься заработанными, как душа просит. Она тебе на все береговые, на пятнадцать там или семнадцать дней, лучшую жизнь обеспечит – тепло и уют, и питье с наилучшей закусью, и телевизор, и верную любовь… За Нордкапом очухаешься – ни гроша в кармане, да они и не нужны в море, зато ведь вспомнить дорого! И светлый образ ее маячит над водами. Месяца три маячит, я по опыту говорю, а в это время она себя другому выкладывает до донышка. Вернешься – можешь ее снова встретить, а можешь – другую, она ничем не хуже (2/140–141).
При неожиданной встрече с ней на базе Сеню захлестывают эмоции. Уже живущая в нем любовь и страшная обида на ее, как ему кажется, предательство, недовольство собой и опустошение, которое он испытывает от конца отношений с Лилей, – все выливается в холодный, жесткий, ненавистный разговор. Для Клавки, совершенно невиновной в краже его денег, его слова – как ледяная океанская вода. Она даже не скрывает, как глубоко он ее ранил: