Гептамерон

Так долго чувства я в душе таил,
Что скрыть их доле не хватает сил,
И если не дадут мне опасенья
Излить их, смерть одна – мое спасенье.
Я так всегда робел перед тобой,
Смущался и молчал. И вот – судьбой
Сюда заброшен. И теперь, в изгнанье
И в тишине, рождается признанье.
И должен я открыться иль сойти
В могилу – нет мне третьего пути:
Мне жизнью не дано распоряжаться.
Слова пришли – они в письмо ложатся
И обещают мне, что, хоть сейчас
Не суждено мне видеть милых глаз,
Которые навек меня пленили
И в жизни все собою заслонили,
Они, слова, найдут их, – все, что тут
Сейчас пишу я, те глаза прочтут.
Услышь меня, пойми: с собою в споре
Сегодня я, и безысходно горе.
А ведь не раз мне думалось сперва,
Нужны ли эти глупые слова,
Которые в разлуке лишь роятся,
А при тебе робеют и боятся;
Не лучше ль, их оставив взаперти.
Себя убрать мне с твоего пути?
Чтоб больше здесь не быть тебе докукой,
Смирюсь я даже с вечною разлукой.
Но мысль свою додумать я хочу:
Вдруг смертью я тебя же огорчу?
И сам уже заранее жалею
Я ту, чья скорбь мне смерти тяжелее.
Не я ль тебе поклялся – коли жив
Останусь я, поход свой завершив, —
Сюда вернуться прежним, верным другом
Твоим и увезти тебя с супругом
Туда, куда давно стремится он,
В места святые, на гору Сион?
Но если буду поглощен могилой,
Расстанешься и ты с мечтою милой,
Тебе краев далеких не видать
И не изведать Божью благодать.
Нет, жить я буду – жди меня спокойно,
К тебе вернусь я, чуть утихнут войны;
Пусть смерть сладка, пусть славен мир иной,
Здесь жить я буду для тебя одной.
А чтобы выжить, я без промедленья
Избавить должен сердце от томленья.
Пускай же страсть, что кровь мне горячит,
Летит к тебе и сердце облегчит,
И пусть его не мучит, не тревожит, —
Оно с тревогой справиться не может.
Слова мои, ответьте мне скорей,
Готовы ль вы стучаться у дверей.
Чтоб громко о любви моей великой
Ей прокричать? Иль тенью вы безликой
Останетесь, бессильные в мольбе?
Скажите ей хотя б о худобе
Моей, о том, что, распаленный светом
Очей ее, я высох, стал скелетом…
Но может жизнь вдохнуть в меня она.
Не ваша, о слова мои, вина,
Что так бедны, и жалки вы, и хилы,
Не передать вам, видно, дивной силы
Ее сияющих спокойных глаз
И голоса, ласкающего нас.
Шепните ж ей, как часто я, влюбленный.
Оторопев, стоял пред ней смущенный
И в умиленье тихом слезы лил;
Как вечерами с нею говорил
О том, о сем, и что ни слово – промах!
Я слов не узнавал давно знакомых.
Не раз хотелось душу мне излить,
А я сбивался и, теряя нить,
О звездах речь вел, впутывал в беседу
Кассиопею или Андромеду.
И вот опять доверился словам…
Но знаю, нет, не доводилось вам
Рассказывать о несказанной муке;
Не родились еще на свете звуки
Под стать тому, чем сердце смущено
Сейчас, – и вы бессильны все равно
Измерить глубь тоски моей великой.
Так малой хоть довольствуйтесь толикой
Скажите: «Чтоб тебе не досаждать,
Готов он был терпеть и долго ждать,
Таясь, и так, в любви неистребимой,
Жить перед Богом и перед любимой».
Любовь моя чиста, – не оттого ль
Все радостнее горе мне и боль?
Она ведь дар, а если счастье длится,
То можно ль им с другими не делиться?
Пускай же всюду с нынешнего дня
Узнают люди правду от меня.
И прав я буду, Бог тому свидетель,
Люблю я ту, чье имя добродетель!
Нет, осуждать им надо бы того,
Кто не увидел счастья своего,
Того, кто слеп, а мне мое открылось;
Оно – любовь, что в сердце воцарилась.
Оно – без мысли тайной, без тщеты,
В нем то, к чему сама стремишься ты.
Оно тебя ничем не опорочит,
Поблажек и наград оно не хочет.
Так честью я твоею дорожу,
Что если сам ее не пощажу,
Себя же истерзаю я упреком –
Тогда уж лучше смерть в краю далеком.
Твои преображаются черты:
Чем праведней, тем совершенней ты.
Мне мило все, что есть в тебе благого.
Так как же я хотеть могу другого?
Иным порой не терпится утех
Искать в безумствах, – верь, я не из тех.
Люблю любовью ровной, неизменной
Я ту, кому нет равной во вселенной,
И в мире перед этой красотой
Не устоит ни ангел, ни святой.
Но если ни любви, ни пониманья
Мне не дождаться, то хотя б вниманья
И уваженья удостой того,
Кто стал слугою чувства одного,
В ком все другие помыслы убиты, —
Надежней не найдешь себе слуги ты.
Но если в этом ты откажешь мне,
То знай, что счастлив буду я вполне,
Любовь свою тая; не докучаю
Тебе ничем я и навек вручаю
Теперь свой жребий твоему суду:
Я на алтарь любви его кладу.
И если жизнь в сраженье сохраню я,
Вернувшись, снова голову склоню я,
А если мне не свидеться с тобой,
Грустить ты будешь над моей судьбой.
Пускай же волн поток неукротимый
Уносит вдаль, все дальше от любимой.
Простор морской давно меня зовет.
А сердце ничего не признает;
Оно не хочет по свету скитаться,
Оно к тебе вернется, чтоб остаться.
Ах, если бы взамен могла ты дать
Частицу своего! Как благодать,
Я б принял дар твой и увез с собою
И с ним бы выходил навстречу бою.
Но только, знаю, не бывать тому.
Ну что же, будь что будет, – все приму.
Моя отныне нерушима воля.
А чтоб ты в том не сомневалась боле,
Посланец мой вручит тебе сейчас
Вот этот драгоценнейший алмаз.
Эмблему твердости и постоянства,
И в море дальнем, бороздя пространства.
Задумавшись над вековечной тьмой,
Я счастлив буду, если камень мой
Сиянием украсит перст прекрасный
И скажет: «В путь он ринулся опасный,
Он испытать решил себя в бою,
Чтобы потом, на родину свою
С победой воротившись из сраженья,
Твое он мог снискать расположенье».