Гера

– Вот этот въезд надо расширить, и стоянку на переделать! Развернуть ее вот туда – к проспекту. И вот эту мебель на заменить! Стулья надо сюда такие – высокие, а не этот металлолом, – доносятся до Сашки раскаты Грома.

– То есть? Пластик купить?

– Сам ты пластик! Высокие такие, широкие стулья, с железными прибабахами.

Лучше объяснить Гром не может. Менеджер Павлик кивает. Вот так – уже почти год – идет переоборудование ресторана «Фараон».

Сашка подошел. Подал руку. Павлик поспешил убраться с глаз босса – решать загадку о стульях.

– Здесь поговорим? – Сашка окинул взглядом публику.

– Да, нормально. Дело такое... Я сам еле въехал. Вот эти ребята, которые нас на Чечню подписали…

– Может, в машине это обсудим? – Сашка снова обводит взглядом посетителей ресторана.

– Да не хочу я в тачке париться. Короче, – он понижает голос, – теперь они отправляют груз в Ирак. Серьезное дело, там ракеты противотанковые, приборы ночного видения, еще разная техника, синтезаторы помех, такое. Отправляют сами. Но они хотят, чтобы ты встретил товар в Багдаде вместе с заказчиками и убедился, что он попал точно в руки – без накладок.

– Что?!

Сашка отворачивается, нервно сглатывает. А потом снова смотрит в беспечное лицо Грома.

– Ты понимаешь, что это такое? Это не сделка даже. Ты видел груз?

– Нет.

– Ты знаешь, как, какими путями и через кого он идет?

– Нет. Но я знаю, где и когда ты должен его встретить.

– А если он не дойдет? Меня просто оставляют заложником – вот и все.

– Гера, эти пацаны ни разу нас не кинули! – парирует Гром. – И за то, что ты встретишь товар, нам заплатят больше, чем мы заработали за всю нашу жизнь.

Теперь «мы» звучит очень твердо. И Сашка про себя кивает: если даже товар не дойдет и Сашка не вернется, Гром просто не получит обещанную прибыль. От этого он не перестанет дышать в привычном ритме, есть, пить, думать о замене стульев и расширять въезд к «Фараону». В подтверждение  этого он подталкивает Сашке бумаги с массой печатей и книжечки новых документов.

– С этого момента ты украинский военнослужащий национального контингента в Ираке. Мы прорвемся!

Сашка аккуратно складывает все синие печати.

– Даже в самую темную ночь – трахают не сутенеров…

Гром реагирует мгновенно:

– Я что должен был – отказаться?! Тебя пригласили как суперпрофи, а я должен был все бросать и бежать в кусты какать?

– Не ори, а то подумают, что в «Фараоне» туалетов нет! – обрывает его Сашка. – Я поеду, конечно. Просто хочу, чтобы ты знал, что это не петарды возить на польские рынки. Там идет война.

– В Чечне тоже идет война.

– И поэтому мы туда больше не сунемся.

– Если заплатят столько, сколько сейчас, – сунемся и на Луну. Взорвем ее на!

Сашка уходит, продолжая думать о Луне Грома. Это и не сделка вовсе! Это обычная подстава в необычных условиях. И его пригласили вовсе не как «суперпрофи», а как безбашенного хохла, которому все равно – жить или удобрить своими костями песок пустыни. Вот и все дело. Даже песку это не поможет.

Вечером Сашка набирает номер Леки и, словно с другой планеты, слышит ее радостный голос.

– Я должен уехать…

– Когда?

– Завтра утром.

– Я хочу тебя видеть, – радость меркнет.

Он едет к ней. Объясняться бесполезно, и не хочется. Хочется тишины.

Она – в серебристом костюме, с каким-то рассеянным выражением лица. Из обычной гладкой прически выбились пряди волос и закрыли лицо, словно вертикальные жалюзи.

– Ты это выдумал? – спрашивает она спокойно, но жалюзи закрываются еще плотнее.

– Нет, – говорит Сашка, подходя к окну. – Я, действительно, лечу завтра – с рюкзаком и автоматом. И если вернусь – вернусь только к тебе. К тебе одной.

Она отодвигает темные пряди от лица.

– Можешь не вернуться?

– Кто его знает. К ноябрю – должен… 

Ночь словно подхватывает его вместе с окном, как картину в галерее полуреальных образов и вмешивает в свой коллаж. В окне напротив мужик гладит брюки и матерится – видно по губам. Рассматривает стрелки на свет и снова ругает свои штаны…

– Лека, погладь мне брюки, – просит вдруг Сашка.

– Эти?

– Ну.

– Снимай.

Он снимает брюки и обнимает ее хрупкие плечи.

– Для этого ты разделся? – усмехается она.

– Да.

– Только не говори, что мы прощаемся навсегда.

– Не скажу.

В постели она очень хороша. У нее упругое, спортивное тело и гладкая, ароматная кожа. Все, что она делает, она делает с чувством – исключительно для него. В ней нет зашлифованности женщины, долгое время жившей в браке. Наслаждение, которое она получает от близости с ним, заставляет его поверить не только в ее искреннее чувство, но поверить и в себя самого как творца этой женщины.

С ней очень хорошо, очень. Ее прикосновения обжигают, как молнии, потому что переполнены жаром страсти.

Сашка, не помня себя и не ощущая реальности, выдыхает ее имя, которое совсем недавно казалось ему фальшивым. Теперь он чувствует ее имя на губах, как что-то сладкое, душистое, одурманивающее вязкой нежностью. Лека, Лека…

– Проводить тебя завтра? – спрашивает она, откинувшись на подушки и прижимая к губам его ладонь.

– Нет. Я военным самолетом лечу с контрактниками.

– Ты же не военный.

– Немного военный.