Гера

– Береги себя, Гера. И не верь никому, – предупреждает она всерьез.

– Кому-то же я должен верить…

– Верь мне.

Сашка целует ее в губы и поднимается.

– Не люблю уходить среди ночи, но нужно еще собраться.

Она, нисколько не стесняясь наготы, тоже встает и провожает его до двери. Снова Сашка целует ее и привлекает к себе, поглаживая ее маленькую попку.

– Ты восхитительна.

Она отвечает так жадно, словно их прощальному поцелую не предшествовал многочасовой секс.

– Может, не пойдешь? – спрашивает, заглядывая в глаза.

– Тебе же не нужен нищий любовник…

– Мне нужен живой мужчина, по крайней мере.

Он усмехается.

– Вон живых бомжей вокруг полно.

– Дурак!

Сашка извиняется поцелуем.

– Знаю. Сорри.

12. БАГДАД

         В Багдаде все спокойно – почти. Сашка прилетел военным самолетом, но в штатском. Поздоровался с встречающими военными и сразу же попрощался.

         Официальная часть военной кампании окончена. В Ираке уже действует национальный контингент. Работают миротворцы, но военные госпитали переполнены ранеными.

         С падением режима Саддама не произошло чуда, которого так ожидали. Доверие к оккупационным властям утрачено. Насилие, безработица, голод и эпидемии по-прежнему царят в стране.

         На центральных улицах пустынно: Багдад исчез с туристической карты мира. Богом данный город, значит, такова его судьба.

         Осень приходит в Ирак незаметно, только ветер меняется с северо-западного на северо-восточный, и небо, как и дома, хмурится тучами. Страна фиников и нефти. И неутихающей войны. Сашку на каждом шагу останавливают американские патрули – он смело предъявляет документы. Нет претензий.

         Вечером того же дня встречается со связным Касимом. Похоже, этот плохо говорящий по-английски чурка и будет представлять сторону заказчиков. 

– Ты знаешь, когда придет товар? – спрашивает он без всяких предисловий.

– Завтра, – кивает Сашка. – А ты знаешь, где тут можно перекусить?

– Рядом с американским госпиталем, здесь, в Ас-Сауре, есть ресторан. Это ближе всего. И там безопасно – для тебя.

После этого Касим исчезает. А Сашка остается наедине со своими мыслями. Отсюда, из эпицентра мировой трагедии, он видит ситуацию несколько иначе. Действительно, нужен был человек, который встретил бы груз и был свидетелем его передачи: доверять этим партизанам нельзя. Но похоже, что за простое посредничество Грому пообещали очень солидный куш. С другой стороны, не так и много на свете желающих ехать сейчас в Ирак и ловить пулю в затылок. Что стоит тому же Касиму убрать Сашку и заявить, что никакого груза не было, и никакого Сашки – тем более не было. Неизвестно, как они настроены. Пока – все ждут вместе с Сашкой. Значит, день у него есть – наверняка.

В ресторане малолюдно. Он ест обычное жаркое и не чувствует вкуса войны. Просто пустынно. На то и пустыня. Говорят, летом тут и миражи бывают: оптические обманы, вызванные неравномерным прогревом воздуха.

И вдруг – прямо из окна ресторана, осенью, в сезон дождей – Сашка видит перед собой мираж. Видение раскачивается. Переходит дорогу, кутаясь в какой-то длинный жакет, из-под которого выглядывает подол белой юбки. И, наконец, начинает таять в спускающихся сырых сумерках.

Сашка, схватив рюкзак, выскакивает и гонится за миражом. Хватает его за руку, готовый к тому, что ощутит холод небытия. Но в тот же миг чувствует другой холод – дрожь озябших, тоненьких пальчиков, дрожь пульса, дрожь испуганного сердца.  

– Аня?!

– Саша...

Они стоят обнявшись, склеянные липкими сумерками азиатской осени...

– Я обожаю эту страну, – шепчет он, целуя ее лицо. – Я буду благословлять этот город до последнего дня своей жизни! Как ты здесь оказалась?

– Работаю в американском госпитале. Уже второй год. Уже привыкла здесь. Привыкла к войне...

Она улыбается. Ее голос дрожит от хриплых нот и рвется. Она выглядит совсем девочкой, и только бледность выдает заглушенную печаль.  

Потом он ждет в холле госпиталя, пока она закончит дежурство, и не может поверить, что через миг увидит ее снова. В голове толкаются сотни вопросов, но он понимает, что задавать их не следует – ни одного.

Наконец, она появляется. На бледном лице – ни капли косметики. Волосы, не утратившие своего золотистого цвета, туго стянуты на затылке и закручены в старушечью гульку. Ногти коротко подстрижены, жилы на руках напряжены. Под черным широким пиджаком такая же длинная и широкая юбка, скрывающая ее фигуру совершенно.

– Лучше не бросаться в глаза на улицах, – объясняет она свой образ.

Она живет в квартире, предоставленной американским руководством. Это небольшая, полупустая квартира из двух комнат, на первом этаже семиэтажного здания. 

– Страшно тебе здесь? – спрашивает он, поеживаясь от темноту, проникающей с улицы.

– Нет. Но свет лучше не включать.

И вдруг он – со всей ясностью – понимает, что здесь идет война. И она живет здесь и рискует каждый день своей жизнью.

– Тебе нужны деньги?

– Я помню твою щедрость, – он чувствует, что она усмехается в темноте. – Но сейчас мне не нужны деньги. Я уже заработала достаточно. Когда я вернусь, открою в Киеве собственную стоматологию. То есть – если вернусь…

Несколько секунд она молчит.