Гера

         Ложится в постель и впервые не притрагивается к ее телу. Она молчит. Кажется, с ним еще холоднее, чем было без него.

         Аня засыпает рядом, словно проваливается в холод. Снится Герасимов. Будто смотрит на нее издали, а потом уходит...

– Саша! Саша! – кричит она. – Саша!

         Ощущение утраты разрывает сердце.

– Саша! Не бросай меня!

         Просыпается в слезах. Облизывает пересохшие от его имени губы. Наяву – ни за что бы не сказала такого, не молила бы так униженно. Косится на Шубина, но он дышит ровно, и похоже, спит. 

         Аня встает с постели и подходит к окну. Небо уже сереет, но дождь продолжает царапаться снаружи. Она смотрит в серое, заплаканное небо – серыми, заплаканными глазами.

– Куда ночь, туда и сон...

         Снова ложится и прижимается к Шубину, пытаясь согреться. И он во сне обнимает ее и проводит рукой по волосам...

         Она так и не засыпает, боясь снова захлебнуться кошмарами. Проснувшись утром, Игорь целует ее нежно, но – не более того. Не хочет секса.

         Потом завтракают в номере. Шубин пьет свой черный кофе и почему-то молчит. У нее возникает ощущение, что он собирается сказать ей что-то очень важное и просто ждет подходящего момента. И ночью, возможно, тоже ждал. Может, даже слышал, как она рыдала и звала Герасимова... Она смотрит в его совершенно спокойное, бесстрастное лицо и почему-то думает о том, что по-прежнему очень плохо его знает. На миг Ане становится страшно рядом с Шубиным. Но... не страшнее, чем в очереди к русскому гинекологу в Турции, не страшнее, чем в иракском госпитале, не страшнее...

         Она улыбается этой относительности бытия. Шубин смотрит на нее и тоже улыбается. И теперь Аня ясно видит, что он выжидает. Только чего? Окончания дождя? Окончания осени? Или просто пока она допьет кофе?

17. МАТА ХАРИ

         Или – еще проще – телефонного звонка.

– Да, я слушаю. Да... Как нет? А вещи? Вещи есть? Вы все проверили? И что?

         Шубин не удивлен и не в бешенстве. Но Аня понимает, что ожидание закончилось. Истекло. Исчерпало себя.

         Он смотрит прямо Ане в глаза и пожимает плечами.

– Этот Герасимов улизнул. Но он еще не знает, чем ему это грозит. Европа, куда, скорее всего, он подался, уже не спасет его. Международная амнистия внесла его имя в списки торговцев оружием и разыскивает больше, чем мы. Его европейские связи начнут неминуемо рассыпаться, а его друзья – отказываться от него, выгораживая себя и спасая собственную шкуру. В то время, как здесь, со временем, он откупился бы от всех судов – как мне ни стыдно за мою Родину.    

         Аня молчит.

– Знаешь, зачем я говорю тебе об этом?

– Зачем?

– Хватает совести спрашивать? Затем, чтобы ты понимала, что оказала Герасимову медвежью услугу. Не вышло из тебя Маты Хари, моя прелесть. Только поначалу я хотел, чтобы ты оставалась для меня женщиной-загадкой. Но когда ты увидела Герасимова в «Али Бабе», все загадки для меня сразу закончились... Может быть, тебе кажется, что ты любишь его и должна чем-то жертвовать ради него, рисковать собой, чтобы спасти его дрянную жизнь. Женские фантазии вообще необъяснимы и абсолютно беспочвенны, – Шубин усмехается. – Но пока ты в них веришь, они существуют. Я знаю, что это ты предупредила его вчера...

         Его тон становится ледяным.

– Зачем же тогда ты... ты рассказывал мне все это? О нем... О его работе...

         Аня выглядит растерянной. Ее по обыкновению наивное выражение лица становится еще наивнее. Глаза влажнеют.

– Ты не спасла его, – продолжает Шубин вместо ответа. – Куда бы он ни уехал, его будут искать и найдут, достанут из любой щели.

         И вдруг ее наивное, растерянное лицо тоже становится жестким.

– По крайней мере, он не будет унижен тобой. Тобой лично.

         Шубин пожимает плечами.

– Может. У вас, хохлов, свои понятия – я не спорю. Пусть лучше он получит пожизненный срок в Брюсселе. Не знаю, на что ты обрекла своего «коханого», но для него эта история закончится нескоро, если вообще закончится. И скорее всего – больше ты его не увидишь.

         Он поднимается и идет к двери.

– Мы тоже прощаемся, как ты поняла.

         И выходит. Аня даже не успевает ничего ответить. Кажется, что-то осталось недосказанным, но уже не понять, что и о чем...

         Аня вдруг понимает, что Шубин умышленно вовлек ее в какую-то игру, правил которой она так и не узнала. По ее мнению – он проиграл. Но в таком случае он не был бы так спокоен.

Ей больше ничего не остается, как вернуться в Киев, работать и верить, что Сашка спасся.

И она возвращается... На звонки Герасимов не отвечает. Потом ее начинает преследовать мысль, что ее телефон может прослушиваться. Она выбрасывает его в мусорную урну прямо посреди улицы, а потом уже начинает соображать, что Шубин вряд ли распылялся бы на такие дешевые фокусы.

Покупает новый телефон с новой сим-картой. Никто не звонит. Тишина.

В Киеве тоже льет дождь, сбивает остатки листвы с деревьев и несет потоками по мостовой. Но в Киеве легче...

На домашний иногда звонит бабушка, интересуется, как Аня поживает, как себя чувствует и не собирается ли выходить замуж.

Однажды звонила Весна – из далекой-далекой Австралии.