Человек-птица не отвечал. Разгадка была так же проста, как наивна. Промышляя разбоем, люди-птицы, как и всякий, занимающийся противоестественным ремеслом, были пугливы и суеверны. Разбойники, к примеру, свято верили, что стоит кому-то другому узнать имя человека, тебе не угодного, или просто назвать кого-то вслух ночью, душа покинет тело, опороченное разбоем и грабежами. Поэтому даже среди своих люди-птицы избегали собственных имен, данных от рождения, окликая друг друга при надобности по отдельным приметам. Человека, что тащил под мышкой Геракла, звали Лысым из-за плохо растущих перьев на крыльях. Чего только не перепробовал Лысый, стараясь, чтобы перья более походили на такие, как у прочих: и травами окуривал, и отвары из жабьей икры пил, и к старухам-колдуньям обращался — перья оставались мелкие и некрасивые, как у новорожденного. А тут еще этот невесть откуда взявшийся Алкид выспрашивает о его имени!
Нет в мире предела несчастьям!
Задумавшись, Лысый не заметил выпирающий из горы камень и слету врезался в гранитную глыбу левым боком. Впечатление было такое, будто не осталось ни одного целого ребра.
Все из-за тебя, чертенок! — взвыл человек- птица, ткнув кулаком мальчишку.
Но тут запах горячей похлебки, ароматизированной травами, сменил направление кровожадных мыслей Лысого.
— Твое счастье, что сегодня на ужин грибная похлебка! — проурчал Лысый, пикируя к расположенному в ущелье костру.
Вокруг, словно тени из ада, столпились остальные члены шайки, рассматривая вновь прибывших.
У, мальчишка! — протянул кто-то из разбойников.
Лучше б ты, придурок, утянул жирного барашка у зазевавшегося пастуха! — выкрикнул следующий.
Насмешки и издевки сыпались на Лысого градом.
Лысый решил записаться в няньки! — громче всех хохотал Красная борода.
Геракл с любопытством прислушивался к перепалке. Стоянка разбойников, видимо, была временной: ни построек, ни мало-мальского уюта. Узкая полоска растительности на дне глубокого ущелья, да небо вместо крыши — вот и все жилище. Горы здесь поднимались вертикально, словно гигантский колодец, вытесанный временем в каменных громадах. Ни узкой тропинки, ни единого уступа, даже выступающего камешка не видел Геракл. «Да, непрост будет путь к свободе!» — прикинул мальчик, но печальные мысли отложил на потом. Теперь же Лысого, видно, допекли, и Геракл с интересом следил, как разворачиваются события.
Ты, мешок с отбросами! — надрывался Лысый.
А ты овечий помет! — под хохот толпы ответствовал рыжий детина, подбадриваемый собравшимися.
Твоя мать-самка шакала!
А ты сам скоро станешь беременной бабой!
Сверкнули кинжалы: Лысый, с пеной у рта, кинулся на рыжеволосого.
Поединок! Поединок! — зашумела толпа, чьи симпатии были полностью на стороне Красной бороды.
Тотчас люди-птицы расступились, образовав круг. На Геракла никто не обращал внимания, но он сам не хотел пропустить занятное зрелище. Ужонком протиснулся мальчик между ног людей-птиц, чтобы оказаться в первых рядах.
Красная борода стоял неприступной скалой, а низкорослый Лысый скакал вокруг. Рыжеволосый ловко парировал удары: молнией сверкали кинжалы в его руках. Лысый подпрыгнул, стараясь неприметно поддержать тело крыльями.
Мухлюешь! — сурово осудили разбойники: пользоваться крыльями считалось нарушением правил.
Красная борода, разозлившись на такой откровенный обман, всерьез пошел в атаку, тесня Лысого. Тот засуетился, пропуская удары. Взмах — и по крылу Лысого потекла кровь. Вид крови лишь разжег накал поединка.
Наподдай ему, Красная борода! Бей, не отступай, Лысый! — слышался возбужденный рев.
Следя за движениями Лысого, Красная борода сделал несколько обманных взмахов кинжалами, не достигшими цели, но заставившие противника раскрыться. Лысый пошатнулся, отслоняясь от разящей молнии в руках врага. Попытался удержать равновесие, но упал, откатываясь.
Сдавайся! — тут же подскочил Красная борода, приставив лезвие кинжала к горлу жертвы.
Еще нет! — хрипло пискнул Лысый, со спины поворачиваясь на живот.
Красная борода снисходительно отступил, давая противнику возможность подняться на ноги, чтобы продолжать бой.
Но если для Красной бороды и прочих битва была лишь шуточным развлечением, пробой сил в преддверии настоящих схваток, то для Лысого победа стала смыслом жизни и смерти. В гибели Красной бороды видел Лысый расплату за все обиды, что наносила ему судьба.
Готовься к смерти! — вскричал Лысый.
Но лишь вызвал новый хохот толпы: так нелепо смотрелась тщедушная фигурка Лысого на фоне его противника-крепыша.
Встревожился лишь Геракл: лежа на траве вниз животом и подперев голову ладонями, лишь мальчик видел то, что проделал Лысый перед тем, как подняться на ноги. Геракл не был уверен, но ему показалось, что Лысый, покопавшись в одежде, выудил маленький кожаный мешочек, спрятанный на груди. Немного белого порошка поднялось в воздух, когда Лысый посыпал содержимым мешочка лезвие своего кинжала.
Геракл не мог больше лежать молча. Он вскочил на ноги, привлекая всеобщее внимание:
Он обманщик! Он заколдовал свой кинжал!
Кто? Что заколдовал? — забеспокоились разбойники.