А теперь, — приказал юноша, — выкладывайте по порядку. В молчании выслушал тайну своего рождения герой. Так же сурово узнал, что обязан пойти в услужение царю Эврисфею, властителю в Микенах.
…но лишь двенадцать подвигов ты совершишь во имя Зевса — и будешь свободен. Так повелели боги и Громовержец! — завершила рассказ серая пичуга.
Свободен? — расхохотался Геракл. — Хотел бы я посмотреть на того, кто приказывать будет мне! — вскричал гордец.
Ну, как хочешь! — рассердились пичуги и вмиг исчезли.
Рассердился Зевс, невидимый подслушивавший разговор. Выступил из темноты перед юношей.
Но не испугался герой мощной фигуры с развевающимися волосами и золотым венцом.
Ты отныне можешь поступать, как хочешь! — сурово молвил Зевс. — Раз тебе наплевать на данное мною слово, живи сам! И не надейся на поддержку небес!
О всемогущий! — запальчиво отвечал юноша. — Я не заставлю тебя краснеть за не сдержанную клятву — я пойду в Микены! Но не ради тебя — ради того, чтобы я смог себя испытать и носить имя «Геракл» по праву содеянного! Но даже небу я не позволю покушаться на мою свободу, принуждая делать то, что мне самому не захочется!
Пусть будет так! — ответствовал Зевс.
И порешил уязвленный Зевс ни в коем случае, какие бы испытания не выпали на долю Геракла, не вмешиваться в его судьбу.
Даже, если лютая смерть или страшная болезнь поразят гордеца, пусть же рассчитывает лишь на себя, как и хотел! — рассердился Громовержец.
А Геракл усмехнулся и потянулся к глиняному кувшину с кислым молоком. Зашевелился старик пастух. Протер глаза, просыпаясь.
Что за шум мне чудился в полудреме? — спросил пастух юношу.
Да так, Зевс приходил! — не отрываясь от крынки, ответил Геракл.
Ну-ну, — пробурчал старик, — а весь сон светлых богов не изволил к тебе пожаловать? И, дивляясь странным фантазиям молодости, снова уснул, укутавшись в шкуру.
А Геракл, не сказавшись и не став дожидаться рас света, подхватил старый плащ и отправился вниз, в долину, у всякого встречного спрашивая путь в далекие Микены.
Но в дороге встретилась ему колесница, запряженная двумя старыми клячами: то царь Эврисфей, по наущению Геры, выслал гонцов за своим новым слугой и нарочно не дал добрых лошадей, желая Геракла унизить.
Чуть шевелились дряхлые кони, тяжко вздымались бока, сквозь шкуру, покрытую язвами и лишаями, проступили ребра.
Ничего не сказал Геракл. Лишь распряг лошадей, взвалил себе на спину и так, таща на себе коней, предстал перед Эврисфеем.
Ужаснулся, испугался Эврисфей такой нечеловеческой силе нового слуги — теперь он и сам всем сердцем желал поскорее избавиться от Геракла.
Прекрасен и благославен мир. Прекрасна земля Греции. Но чем-то прогневали жители Немей богов. Поселился в окрестностях огромный хищник, нападая на скот и пугая жителей селения диким ревом.
Боятся люди пасти стада на лугах — стоят нетронутыми густые травы. Выйдет путник в дорогу, идет, помахивая беззаботно котомкой, — и вдруг бросится на человека желтая молния и уволочет жертву в девственные дебри Немейского леса.
Хариклия, молодая вдова бедного земледельца, что умер, простудившись после внезапно налетевшего града, слышала рассказы бывалых людей о жутком звере, поселившемся рядом. Но выбора не было: либо пропадать ей с ребенком с голоду, или направиться в город в поисках работы.
В последний раз Хариклия подвязала виноградные гроздья у родного жилища: не ей доведется собирать урожай. Окинула прощальным взглядом родную деревню и, вздохнув, подхватила своего первенца, двинувшись в путь по песчаной дороге.
Пока не скрылось селение за поворотом, вздыхала и причитала Хариклия. А затем повернула свои помыслы к сыну — последней оставшейся ей на земле радости. Первенца Хариклия любила неистовой материнской любовью, не могла наглядеться на его пухлые ручки, украшенные младенческими перевязочками. Целовала сучащие воздух ножки. Малышу исполнился только годик, а он уже сам пробовал вставать на ножки и произносить первые складные звуки, вызывая умиление матери. Даже соседки подсмеивались над ней, говоря:
Хариклия! Ты словно царевича собираешься вырастить! Побойся гнева богов, глупая женщина! Разве можно так похваляться своим ребенком?
Но Хариклия не слушалась ничьих доводов, считая, что никакой царевич не сравнится по красоте и уму с ее мальчиком.
Вот и наказали меня боги за дерзость, — думала женщина о своей несчастливой судьбе. — Буду я теперь в чьем-нибудь услужении, будет мой малыш собачонкой бежать на хозяйский свист! — Но тут же одернула себя: — Нет, вырастет мой малыш, и влюбится в него царская дочь. Жизни своей не будет мыслить без моего сына, а я еще буду выбирать, чей царь богаче, да какие земли плодороднее! — Так порешив будущее, Хариклия повеселела, спорее заторопилась по дороге, чтобы быстрей им встретилась царская дочь.
Меж тем, в мечтаниях и мыслях, Хариклия не заметила, как подошел час кормления. Женщина свернула с дороги в лесную сень.