Геракл

Ужас охватил жителей. Жены не отпускали в лес мужей. Матери запирали в подпольях детей. Козы и овцы, голодные, жалобно худели в загонах: жители не рисковали выпускать скот на пастбища.

Тогда лев, привыкший к легкой добыче, сам пришел в селение. И привел за собой трех гордых львиц.

Жители в страхе забились в дома, когда на краю поселка выросли четыре золотистые фигуры.

В тот раз львы людей не тронули, удовольствовавшись тем, что, выломав деревянные перекладины, ворвались в овчарню.

Вздрагивали жители, слыша предсмертное блеяние овец — дрожали за собственную семью.

А львы, словно подстегиваемые злыми силами, перерезав одно стадо, и, даже не отведав еще дымящегося мяса, тут же крушили другую кошару, пока в деревне не осталось и захудалого козленка.

После учиненного погрома хищники, словно чувствуя свою безнаказанность, медленными прыжками покинули селение.

Прошло время. Жители оправились от потрясения. Те, что побогаче, вновь прикупили скот. В овчарнях и кошарах резвился молодняк. Тяжелая поступь самок обещала владельцам щедрый приплод.

И тогда налет хищников повторился. Теперь огромного льва-самца сопровождало уже шесть самок. Одна из них, молодая львица со светло-коричневой, почти песочной, шерстью проскочила в неплотно запертую дверь одной из хижин.

В доме был лишь один десятилетний мальчик. Он играл сам с собой в камешки, когда жуткое рычание привлекло его внимание. На пороге стояла прекрасная львица и скалилась белыми клыками.

Мальчик успел рассмотреть, что самка ожидает потомство. Львица внезапно повернулась и, не причинив ребенку зла, убежала.

С этих пор жизнь жителей превратилась в монотонный кошмар, словно жуткий сон, приходящий с нерегулярным постоянством. Некоторые хотели бросить все и переселиться. Но жаль было бросать нажитое хозяйство, возделанные пашни, и щедрые виноградники.

И тогда, не выдержав, воззвали жители Немей к царю Эврисфею:

О великий царь! Доколе нам терпеть горести и лишения? До каких пор нам трепетать за судьбы наших детей?

Эврисфей, от природы не отличавшийся храбростью, обещал найти средство защиты от Немейского льва и его диких подруг.

А сам украдкой обратился к своей покровительнице Гере:

О прекрасная богиня! Как мне не осрамиться перед народом — ведь пойди я защищать крестьян, лев, чего доброго, сожрет меня с потрохами!

Богиня была раздосадована трусостью своего любимца, но ей тут же представился случай повернуть дело так, чтобы Геракл, этот ненавистный выскочка, ни разу не обратившийся к Гере за покровительством, попался в расставленные сети.

Эврисфей разослал во все земли страны гонцов, как велела ему Гера.

Поскакали всадники, спускаясь в долины и поднимаясь на холмы. Заглядывали в царские дворцы и нищие лачуги. Но везде удивленные люди лишь отрицательно качали головой на расспросы посланцев царя Эврисфея: никто не видел ту, кого повелела отыскать Гера.

Ни с чем вернулись гонцы во дворец.

Меж тем случилось так, что два путника, застигнутые непогодой в пути, выбрали местом для ночлега заколоченный дом. Долго и безуспешно кричали они и стучали в дверь толстыми палками. Но ни звука не доносилось из полуразрушенного строения. Тогда, не спросясь, путники проникли в жилище через пролом в задней стене дома.

Печальное то было место; груды мусора и нечистот на полу, ветер гуляет сквозь щели, дожди оставили следы плесени и тлена.

Делать нечего! — обратился один к другому. — Мы все же простудимся и заболеем, если останемся на всю ночь под открытым небом!

— Останемся тут! — согласно подтвердил другой, брезгливо косясь на гнетущую обстановку.

Разбрелись путники по покоям, выбирая себе место для ночлега. Однако везде царило тоже запустение, грязь и сырость.

Крыса пробежала по надкрошенным, а когда-то разноцветным, мраморным плитам пола, волоча за собой длинный голый хвост, и исчезла в чернеющей дыре в углу.

Нет, — молвил один из приятелей, — я поднимусь на чердак — немудрено, если по ночам тут шастают толпы крыс и мышей!

Боязливец! — расхохотался другой, споря из упрямства. — А я так останусь внизу: тут теплее и дождь не заливает!

Так рассудив, приятели разошлись.

Тот, что выбрал нижний этаж дома, подгреб под себя подвернувшийся пук соломы и, поворочавшись, затих. Его приятель наверху долго прислушивался к шорохам и потрескиваниям, которыми был наполнен заброшенный дом. Странные звуки и видения чудились ему.

Вот скрипнула, приотворяясь дверь, и легкий ветер донес до него смех веселья и звон наполненных чаш. Женский голос пьяно взвизгнул, поднимая возбуждение.

Мужчина привстал, протер глаза: дверь по-прежнему была заперта, лишь буря гудела в щелистой крыше.