Вспомнил Посейдон, как ему было весело следить за сетями, что с лодок ранним утром забрасывают в морскую пучину старательные рыбаки, вознося Посейдону молитвы. Вспомнил, как плескаются на мелководье, прогретом солнцем, дети, щебеча веселыми голосами. Припомнил Посейдон, чего лишился, подняв на море бурю: когда юные девы, думая, что никто их не видит, сбросив одежды купались в светлых владеньях царя Посейдона в хорошую погоду, а старый сластолюбец лишь хихикал, окатывая прекрасные белоснежные тела красоток брызгами, сверкающими на чистой коже драгоценными камнями, радовалось тогда и пело сердце морского владыки. Тогда махнул рукой Посейдон на обиду, учиненную Миносом, приказал умерить свой гнев морю. Тут же улеглись волны, открывая необъятные горизонты. Про- синела вода; ласкаясь щенками, лизнули борт судна Геракла легкие волны.
И солнце с улыбкой воззрилось на море и остров, на берег которого, ожившие от надежды, устремились жители острова Крит, в громких криках приветствуя незнакомый корабль. Пришвартовалось судно. Ступил Геракл с товарищами на землю.
Тут, откуда ни возьмись, из-за холмов вылетел и окаменел белоснежный бык с золотыми рогами. Яростно роет копытами песок, так что комья летят. Хрипит, диким ревом пугая округу. Глаза налились кровью, с ненавистью следят за людьми. Белая пена капает с морды — вот-вот бросится бык на людей. Отощал бык за время скитаний — никто и охапки сухой соломы не бросил животному. Зол белый бык — ни одна рука не протянулась его приласкать и дать сладкое лакомство. Грозен бык — тоскует бык по родным подводным угодьям, где следом за ним послушно шествуют круторогие коровы, а трава растет сочная и густая, не то что жалкие колючие клочки на каменистом острове. Вся обида и злость — в стремительном беге быка, домчится громадная туша, сметет робко теснящуюся друг к дружке толпу.
Но Геракл уж готов к поединку: выставил перед собой на вытянутых руках плащ, дразнил огромного зверя. Пуще прежнего бесится бык, пронзая рогами воздух. Тут изловчился Геракл, схватил быка за рога и повалил, придавив красивую голову к земле коленом. Тяжело дышит бык, пытаясь вырваться из железных объятий Геракла, но крепко держит рога герой, не отпуская ни на секунду. И сдался бык, смирился, лишь устало взнимаются бока животного и опасливо смотрит лиловое око.
— То-то же! — похлопал Геракл быка по холке. Порывшись среди припасов, достал горсть сладких фиников, протянул на раскрытой ладони. Теленком потянулся огромный зверь, мягко, стараясь не оцарапать, собрал с руки лакомство. Смотрит в глаза, еще выпрашивая угощенье.
Ах, ты, подлиза! — смеются счастливые люди, наперебой угощая красавца.
Успокоился бык, с охотой идет на зов любого, у кого что-то есть в ладонях. Накормили быка обитатели Крита, почистили грязную шкуру, напоили чистой водою. А потом порешили вернуть беглеца законному владельцу, царю Посейдону.
Воззвали жители острова к богу моря:
— О, Посейдон! Забери свое животное, которое тебе принадлежит по праву! И прости, что из страха перед царем Миносом мы промолчали, но за то уж наказаны мы достаточно!
Взбурлили, вспенились волны. Явился на зов сам Посейдон. Но отказался он взять обратно быка:
Из-за этой скотины гнев овладел моим сердцем! Не по чести и совести я поступил, обрекая вас всех на голод и бурю! Так теперь я и видеть его не хочу!
Вновь попросили жители принять белого быка — и снова отказался Посейдон. Долго б они препирались, если б не вступился Геракл, которому надоела бесполезная перепалка.
Ну, раз и ты, Посейдон, и вы, жители Крита, отказываетесь, самое время мне вступиться в ваш спор! Отдайте быка мне, раз он никому не нужен!
С радостью согласились жители, поразмыслив, согласился и Посейдон, что Геракл подкинул здравую мысль.
Не стал герой медлить, накинул прочную цепь на золотые рога и хотел вести его на корабль.
Но остановили товарищи-мореходы Геракла:
Да такое чудовище потопит судно!
Так пусть плывет следом! — порешил герой, пихая быка в воду.
А сам поднялся на судно следом за остальными. Плывет корабль. Следом пенятся волны: то морской бык поспешает.
ВОСЬМОЙ ПОДВИГ
Геракл и кони-людоеды
В каменной нише, вырубленной в гранитной скале, за двенадцатью дверями, за коваными замками бережет сокровище грозный царь Диомед, фракийский властитель. Но слух — не птица, в клетке не запрешь, от людей не удержишь, не утаишь.
Слышали люди страшное о тайне царя. Вдали от всех лежит царство Диомеда, но вездесущие мореходы разнесли по свету дурную весть. Будто есть у царя четверка диких коней, что дышат огнем, а кормятся человеческим мясом.
Достигли слухи микенского царя Эврисфея. И хитроумный царь, желая раз навсегда погубить Геракла, тут же призвал героя.
Восьмой раз ты послужишь мне службу во имя Зевса, — молвил Эврисфей. — Ты гордишься своей силой и смелостью, как раз по тебе добыть огнедышащих скакунов!
Украсть?! — поразился Геракл, смущенный.
Сузились глаза Эврисфея, хитрая злость зажгла огоньки в черных зрачках:
Ты готов отказаться, герой? Ты не выполнишь клятву отца?