Видишь ли, — начал незнакомец, — считается, что умершие, отпив из реки мертвых Леты, должны все позабыть. Однако речная вода — не виноградная брага, от нее ровно столько проку, как от глотка из кувшина. Но следует соблюдать традиции и не дразнить здешних властителей. Понимаешь, — бултыхаясь, усмехнулся, незнакомец, — мы, попавшие сюда души, стараемся держаться против козней Аида: каждый просчет зловредного старикана- очко в нашу пользу! Его потеря — для душ приобретение! В общем-то, ничего нового, почти то же, что и на земле: слабые соединяются против сильнейших, а сильнейшие так самоуверенны, что свято верят в свою непогрешимость. Вот я, к примеру, — отдуваясь, как карась, выброшенный на траву, мужчина вылез на берег и развалился, раскинув руки. — Считается, что я должен терпеть страшные муки жажды и голода — такое наказание Танталу положили боги. Хорошо, — Тантал сел, резкими движениями разогревая члены, — но кто это придумал, что душа после смерти может хотеть есть вообще?! Так ведь я не побегу к Аиду, выкладывая все начистоту — пусть думает, что я страшно терзаюсь!
Еще больше поразился Геракл, слушая рассказ Тантала.
Да есть ли тут, в мертвом царстве, счастливые души, заслужившие покой праведной жизнью? — вскричал Геракл.
Ничего не ответил Тантал, отвернувшись.
Дальше пошел по дороге Геракл, пока не дошел до переправы через черную реку. Печальный перевозчик Харон правил черной лодкой, перевозя людские души умерших. Каждый протягивал старцу мелочь, оплачивая свое последнее путешествие.
Но простодушный Геракл, и на земле не придававший значения деньгам, порывшись, не нашел и одной монетки.
Перевези в долг! — попросил Геракл.
Но скряга Харон, сыздавна живший лишь тем, что заплатят души, уперся:
Да чем же ты лучше других! Переправь тебя — а потом попробуй найди! — подслеповатыми старческими глазами, да еще в полумраке Харон не разглядел, что перед ним живой.
Зато сразу почувствовал: Геракл, не церемонясь, подхватил старца, перенес по воздуху и поставил на днище лодки:
Отдохни — я сам буду править!
И направил черную лодку прямо ко дворцу Аида. Дворец властителя царства мертвых был на самом берегу, лишь несколько сбегавших к реке Ахеронт ступеней разделяли вновь прибывших от царских врат. Только причалила лодка Харона, по ступеням навстречу гостям заспешил любопытный Аид. Следом за ним на почтительном удалении следовали какие-то люди, которых Геракл не смог рассмотреть — они, стоило бросить в ту сторону взгляд, тут же прятались за колонны.
Живой? — удивился Аид. — Ну, это неинтересно, — обиженно протянул царь; Аид неспроста построил дворец у реки, на всем свете, на земле и под землей, в воде и на небесах не было существа, любопытней Аида. Царь больше всего на свете любил историйки и истории. Поговаривали, что забавной байкой можно добиться отпущения многих грехов, если об этих грешках рассказать достаточно занимательно мрачному черному царю.
Живым Аид не верил: те при всяком удобном случае обещали любить до смерти, ненавидеть до смерти, не забыть и после смерти. Словом, живые к смерти всегда относились без должного почтения, что Аида сердило безмерно. Настороженно он принял Геракла, лаская черного пса — оставалось удивляться, как Цербер сумел опередить героя, если ко дворцу Аида вела одна дорога, а у Харона не было сменщика.
Изучив мощную фигуру Геракла, львиную шкуру на плечах и крепкий с виду лук, Аид свое мнение о госте оставил при себе: мирным путником, что случайно заблудился в подземном лабиринте, Геракл не выглядел. А Аид не терпел ссор и скандалов, во многом из-за покоя Аид выбрал себе царство мертвых — уж где может быть тише?
Я пришел за твоим псом! — простодушно отвечал Геракл на расспросы царя.
Цербера? — несказанно удивился Аид. — Да ведь он беспородный! Да и с чего ты взял, что какой-нибудь хозяин, привязавшись, отдаст тебе своего пса, глупый? — не удержался царь.
Цербер, словно понимая, о чем речь, прижался к ногам хозяина и зарычал: змеи на загривке подняли плоские головы и зашевелились.
Но какой хозяин в одиночестве гордится своей собакой? — схитрил Геракл. — Ведь покажи я Цербера людям, все собаколюбы зайдутся в черной зависти!
Азартом загорелись глаза Аида: ему представились рыдающие толпы собаковладельцев, у которых собаки с целой кучей родственников до седьмого колена — а такого, как Цербер, ни у кого и нет.
С тем и согласился Аид отпустить пса вместе с Гераклом.
На время.
Освобожденный Прометей