Гербарий

В этой фразе была неожиданная, но вместе с тем такая долгожданная поддержка. Последние несколько лет Элизабет мечтала рассказать обо всём кому-то и услышать: «Тяжко же тебе приходится!» Она делилась только с Саби, на что неизменно получала в ответ: «Ну так сваливай от мужа, чего ты ноешь?» Какой же Ойген чуткий, понимающий! Может, тогда ему можно рассказать и про…

– А ещё, знаешь…

Элизабет снова замолчала и покраснела. «Всё-таки он – мужчина, со своим мужским взглядом. Может ли он и здесь меня понять?..» Доктор смотрел на неё выжидающе. Пациентка наконец решилась.

– А ещё, ну, это… Супружеский долг, понимаешь?..

Ойген избавил её от дальнейших формулировок.

– Тебе приходится его исполнять по требованию мужа?

– Да. Он… Очень часто этого требует…

Элизабет опять разрыдалась.

– Ты говорила мужу, что тебе этого не хочется? – спросил доктор после того, как пациентка вытерла слёзы, высморкалась и отпила полстакана воды.

– Говорила.

– А он?

– Отвечал, что всё это глупости. Ведь мы с ним любим друг друга, а значит, должны делить брачное ложе.

Ойген вновь закурил. Его руки едва заметно дрожали.

– Элизабет, – сказал он, – это совершенно естественно, что тебе плохо в браке. Твой муж, вообще-то, насильник.

«Да что ты такое говоришь?!» – захотелось выкрикнуть Элизабет, но слова застряли в горле. Всё это было так странно, так неожиданно, как будто её мысли, которые до этого текли подобно спокойному ручейку, вдруг ринулись бурным потоком в противоположном направлении.

– Так что же мне делать?

– Что делать, чтобы что?

– Чтобы… это… ну… – Элизабет в полной растерянности замолчала.

– Я понимаю, тебе нужно время, чтобы всё обдумать. Как уляжется, приходи снова.

– Хорошо… Я приду…

Элизабет положила деньги на стол, встала и направилась к двери. Она уже хотела попрощаться с доктором, но вместо этого спросила:

– А если я всё-таки останусь с мужем? Что тогда будет?

– Не знаю. Судя по всему, примерно то же самое, что и сейчас.

Вернувшись домой, Элизабет тенью прошмыгнула в ванную, пока никто не заметил её красные глаза и опухшие веки. «Да что это за лекарь такой?! – думала она со злостью, – мне ведь должно было стать легче, а стало только тяжелее! Сейчас голова взорвётся!»

Но спустя две недели, захватив цепочку, которую муж подарил ей очень давно, и, должно быть, совсем забыл об этом, Элизабет отправилась якобы к Саби, а на самом деле к Ойгену: очень уж ей хотелось с ним поговорить. Она вновь плакала, признаваясь доктору в таких удивительных вещах, которых и сама о себе не подозревала буквально час назад, а доктор внимательно слушал и задавал нужные вопросы.

Элизабет стала посещать лекаря человеческих душ дважды в месяц. На её счастье как раз в это время свекровь стала глохнуть, и плохо соображать, так что отлучки невестки стали менее заметны. На оплату приёмов шли украшения, а потом и платья. Элизабет было не жалко с ними расставаться, ведь взамен она получала нечто куда более ценное.

Как-то раз Ойген попросил её пожалеть себя вслух. Она долго собиралась с мыслями и совсем не понимала, как это делается, тем более, разные люди столько лет твердили, что жалеть себя ни в коем случае нельзя. Но потом Элизабет вспомнила, как её жалела мама.

– Бетти, моя бедная малышка, – начала она дрожащим голосом, – мне так жаль, что тебе пришлось перенести столько страданий. Ты их не заслужила, правда. Совсем не заслужила… – в который раз Элизабет заплакала.

– Что ты сейчас чувствуешь? – спросил доктор.

– Мне стало легче.

– Славно. Нужно уметь пожалеть себя.

С тех пор, когда муж бывал с ней особенно грубым, Элизабет перед сном запиралась в ванной, включала воду и жалела себя вслух.

«Ты обязательно уйдёшь от этого ужасного человека!» – сказала она однажды, и тут же одёрнула себя: «Да как ты посмела назвать своего мужа ужасным? Он же тебя содержит! Без него ты бы работала кондуктором и жила в трамвайном общежитии!» И тут Элизабет вдруг поняла, что тоскует по трамваям, прежней работе и даже общежитию. «Интересно, в столице нужны кондукторы? Там ведь полно трамваев!»

И вот теперь, жарким летним днём, с одним лёгким чемоданом, она стояла у дверей и не решалась постучаться. Ей было жаль покидать Ойгена. Пожалуй, это был единственный человек в городке, по которому она будет скучать.

«Ну же, давай!»

Сердце готово было выпрыгнуть из груди.

Тук-тук!

– Входите!

– Здравствуй, Ойген.

– Здравствуй, Элизабет.

– Я пришла попрощаться. Я уезжаю в Берлин.

– Когда?

– Сегодня. Можно сказать, сейчас. Вместе с Саби.

– Чем вы собираетесь заняться там?

– В столице много работы. Начнём с трамвайного депо.

Элизабет то ли показалось, то ли Ойген действительно смотрел на неё с нежностью.

– Я очень-очень за тебя рад.

Доктор подошёл к окну, повернул эспаньолет и дёрнул деревянную раму на себя, впуская головокружительный запах цветущего сада.

– У тебя такой ароматный жасмин!

– Это чубушник.

– Что?! – Элизабет чуть не уронила чемодан.

– Чубушник. Его часто путают с жасмином, но это другой вид кустарника.

– Ничего себе! Подумать только, я двадцать три года думала, что это жасмин! Моя жизнь теперь никогда не станет прежней!