Гербовый столб

— Эй, девоньки, расскажу, не поверите! — крикнула, усмехаясь, Светлана Федотовна, обратившись к своим сослуживицам. Она мощно дымила, ожидая внимания. — Представляете, мамашин вечный поклонник явился. Приглашает отпраздновать ее день рождения! Нет, вы представляете?! Ха-а-а...

— Это тот самый?

— Ну а какой же!

— А что такое пок-лон-ник? — кокетливо растягивая последнее слово, покуражилась разбитная девица с блудливыми кошачьими глазками. — Это когда лирика без физики?

— Помалкивай, сексопилка, — оборвала Светлана Федотовна, но не зло.

— А что? Я хочу знать, — «сексопилка» обидчиво дернула плечиками, зная, что «шефица» к ней благоволит.

— Заткнись, сучка, сказано же.

— Ох, и грубы вы, Светлана Федотовна, — притворно возмутилась та.

— А может, Свет, и не поэтому позвал? — предположила ближайшая из приятельниц, ее «замша».

— Конечно, не по этому, — опять встряла девица, намекая на двусмысленность.

— Ну, ты, Людка, сейчас заработаешь! — пригрозила Светлана Федотовна.

— А что? — надула губы та. — Вдвоем мужчина и женщина. Что же еще делать?

— Заткнись! — сердито оборвала начальница. — Вам что ни скажи, все об одном думаете...

Домой Анчишкина возвращалась, как обычно, раздраженная и злая. Она взмокла, у нее до изнеможения вытянулись руки — тащила две тяжелые сумки: не поставишь, не передохнешь. Недобро думала: зачем ей нужна эта встреча? Уж лучше сам пусть явится — раздавим его обычную бутыленцию, чайку попьем, может, и помиримся. И она по-привычному проведет вечер, телевизор посмотрят: сегодня после «Времени» как раз их фильм — про любовь да энтузиазм. Хоть сто раз видела, а и еще готова...

В квартире, в большой двухкомнатной квартире на Кутузовском проспекте, полученной отцом после войны, в сорок девятом, она сразу и остервенело набросилась на дочь Ольгу — за «женихание», досталось и третьекласснику Вовке — за тройку по математике. Накричавшись вдосталь, Светлана Федотовна съела тарелку щей и пару котлет с гречневой кашей. Насытившись, поостыла, размякла и уже было решила позвонить старику, найдя гостиничный телефон в материной записной книжечке, сослаться на дела и головную боль — пусть сюда является, тут и помянем Анну Ильиничну, ха, в «день рождения». Но, сняв трубку, задумалась: раз зовет, да очень, да одну, значит, для разговора. Однако о чем им говорить? Что он хочет ей сказать? И все-таки?..

Покурить и поразмыслить Светлана Федотовна вышла в коридор, но не в квартирный — узенький и крошечный, а в домовой!

Огромный дом на Кутузовском проспекте, известный своими рыцарскими башнями и кинотеатром, имел коридорную гостиничную систему. Широкий коридор был настолько длинен, метров сто, — хоть устраивай соревнования по бегу! Правда, и днем, и вечером тускло, сумеречно освещен: днем — двумя небольшими окнами, с темнотой — тремя маловольтными лампочками, естественно, с целью экономии.

Странная гостиничная планировка респектабельного дома на Кутузовском проспекте может показаться неоправданной, однако делалось это со смыслом, во времена возведения сего архитектурного «шедевра» еще процветал дух коммуналки, и общий коридор на семнадцать квартир должен был и для руководящих кадров символизировать упомянутый дух. Кроме того, по Кутузовскому, как известно, пролегал путь на кунцевскую дачу Вождя, и говорили, сотрудникам НКВД, отвечавшим за безопасность трассы, нужны были эти громадные коридоры. Почему — до сих пор неясно.

В любом случае первые дети этого правительственного дома любили свои этажные коридоры, устраивая в них и беготню, и игры, особенно зимой и в дождливую погоду. А Светлана Федотовна как раз и принадлежала к тем «самым первым» юным обитателям этого наипрестижнейшего строения тех далеких «строгих времен».

Привязанность к этажному коридору в ней не иссякла и в дальнейшей жизни — и студенческой, и замужней. Пожалуй, она единственная из прежней детворы и в новые времена проживала в «своем» доме, любила и его, и «свой» Кутузовский проспект. А в безлюдном, сумеречном коридоре, никак неосвоенном новой детворой, она находила уединение — и от своих домашних, от дел и забот; курила, думала. Благо, что их зотовская квартира, правда, ныне занятая одними Анчишкиными, была угловой, у окна, с широким мраморным подоконником, к которому удобно было прислоняться и на котором постоянно стояла железная банка с подбитыми краями, служившая Светлане Федотовне пепельницей.

«Итак, чего он хочет? — думала она. — Зачем явился? Ну, умерла мать, а посему исчезни. Совсем незачем путаться в моей жизни...»

Светлана Федотовна хотела себя завести и настроиться против старикана. Для этого существовала причина, тайная причина, которую она старалась отстранить от себя. Но от себя-то разве отстранишь? Разве утаишь? Разве спрячешь? Разве не мучает ее саму вина в материной смерти?

В тот страшный день она явилась с работы взвинченная, скандальная и кричала... Разве можно было такое кричать матери, ее тихой, щепетильной Анне Ильиничне?