Гердер

Поскольку Гердер создавал не труд по всемирной истории, а общесоциологическое исследование, его интересовали в первую очередь не факты, а уроки истории. Однако последние он старался выводить из анализа исторических событий. Поэтому Гердер не только теоретик культуры, но также один из первых ее историков. Его «Идеи…» (вторая их половина) содержат грандиозную для своего времени попытку проследить в общих чертах путь, пройденный человечеством в его культурном развитии. В течение длительного времени книга Гердера владела умами современников, являясь непревзойденным образцом подобного исследования, пока наконец несколько десятилетий спустя Гегель в своей «Философии всемирной истории» не сделал нового шага вперед в сторону научного понимания общественного процесса.

Гегель воспринял мысли Гердера о диалектическом развитии человечества, он глубже сформулировал идею исторической необходимости, управляющей обществом, но его успехи зачастую были куплены ценой потери некоторых научных результатов, достигнутых Гердером.

По Гегелю, история общества начинается лишь с того момента, когда появляется государство; первобытную культуру он выносил за пределы истории. Гердер, наоборот, старался осветить ранние ступени развития общества. Считал ли Гердер, что человечество возникло эволюционным путем из животного мира? В «Идеях…» он неоднократно дает отрицательный ответ на этот вопрос. Этим Гердер как бы нарушает свое торжественное обещание не прибегать к помощи сверхъестественного при объяснении того, что совершалось на земле, и это не может не вызвать определенного недоумения. У одного из авторов, писавших о Гердере, это обстоятельство ассоциировалось с мифом о Пигмалионе. «Гердер, — писал он, — как Пигмалион, устроил сначала великолепный пьедестал из физической природы и поставил на него человечество, как безжизненную статую Галатеи, добытую им из лучших материалов той же самой физической природы. Но этой статуе недостает жизни: она пристала к своему пьедесталу и не может с него сойти. Кто же заставит ее выйти из своего оцепенелого состояния и сделать первый шаг мысли, которым откроется вся будущая бесконечная деятельность человека?.. И Гердер, как Пигмалион, видит себя принужденным обратиться с просьбой к Юпитеру вдохнуть в свою Галатею движение жизни, и таким образом Галатея сходит со своего пьедестала» (23, стр. 138–139).

Как ни поэтична эта аналогия, но она не может передать всей сложности отношения Гердера к проблеме возникновения человека и его культуры. Каждое обращение Гердера за помощью к верховному существу противоречит не только концепции книги в целом, но и другим вполне недвусмысленным его высказываниям.

Когда Гердер говорит, будто лишь «чудо нового творения» могло вызвать к жизни человеческий род (9, т. XIII, стр. 113), то это трудно согласуется с его заявлением о том, что чудес не бывает и законы природы и общества носят естественный, причинно обусловленный характер (9, т. XIV, стр. 144). Когда мы сталкиваемся с его утверждением, что обезьяна не родня человеку и генетически выводить человека от обезьяны «невероятно и постыдно»[10] (9, т. XIII, стр. 256), то это также противоречит его словам, что животные «старшие братья» людей и что он этого родства не стыдится (9, т. XIII, стр. 60). Когда Гердер пишет, что люди сами по себе при помощи своих сил никогда не вступили бы на путь культуры и без «верховного вмешательства» не обрели бы ни языка, ни научных знаний (9, т. XIII, стр. 198), это противоречит им же созданной теории естественного происхождения языка, за которую еще в молодости он получил премию Прусской академии наук.

У нас нет оснований сомневаться в искренности Гердера, хотя условия, в которых он жил и творил, могли вынуждать его прибегать к тому, что принято называть «философской дипломатией», тем более что Гердеру неоднократно бросали обвинение в атеизме, что в его положении главы протестантской церкви Веймара вряд ли могло быть ему безразличным. Не случайно Гёте, обнаруживший в 1784 г. межчелюстную кость у человека, отсутствие которой рассматривалось противниками естественного происхождения человека как аргумент в пользу принципиального отличия людей от животных, боялся огласки. Сообщая о своем открытии, он просил Гердера: «Только, пожалуйста, не выдавай этого, это надо обделать втайне. Порадуйся от всего сердца, это ведь камень, завершающий все здание человека, и вот он налицо, тут как тут. Да и как еще! Я представлял себе это в связи с твоим целым; как это будет прекрасно» (19, стр. 401). Сообщение о своем открытии Гёте опубликовал только через 36 лет, в 1820 г.