Герман Геринг. Железный маршал

«Главная квартира фюрера, 13 мая 1941 года».

Геринг: Да.

Руденко: Это, стало быть, больше чем за месяц до нападения Германии на Советский Союз. Уже тогда было разработано распоряжение о применении военной подсудности в районе «Барбаросса», и вы не знали об этом документе?

Геринг: Когда составляется план Мобилизации, нужно определить, что следует предпринять. Фюрер считал, что особая угроза тотчас же возникнет на Востоке. Поэтому здесь предписываются те меры, которые должны быть приняты, если будет оказываться сопротивление или если будет иметь место нападение с тыла. Речь идет о предварительном приказе на случай, если такие события произойдут.

Руденко: И офицеру предоставляется право расстреливать без суда и следствия?

Геринг: Он мог созвать особый суд (штандгерихт) на месте. На основании этого параграфа он мог также, если считал нужным и имел все доказательства того, что преступник участвовал в нападении с тыла, расстрелять такого человека.

Руденко: Вы считаете, что офицер мог создать суд на месте?

Геринг: В военных условиях предусмотрено, что офицер, имеющий отдельную, самостоятельную войсковую часть, может в любое время создать особый суд (штандгерихт).

Руденко: Но вы согласны с тем, что здесь ни о каком суде не говорится, что здесь говорится о том, что офицер единолично может решить вопрос?

Геринг: Он мог решить сам при помощи этого суда на месте. Он должен был призвать еще двух человек и за две — пять минут принять решение о составе преступления.

Руденко: За пять или две минуты расстрелять?

Геринг: Если я поймаю на месте преступления человека, который стрелял из дома в спину моим войскам, то особый суд (штандгерихт) может установить состав преступления в самый кратчайший срок.

Руденко: Следующий документ, который я хотел бы представить здесь и о котором хотел спросить вас по существу, — это документ от 16 сентября 1941 года.

В нем указывается, что «за жизнь немецкого солдата, как правило, подлежат смертной казни пятьдесят — сто коммунистов. Способ казни должен избираться с учетом устрашающего воздействия». Об этом документе вы тоже не знали?

Геринг: Этот документ не нравился мне. Он был направлен в какую-то служебную инстанцию. ВВС вообще мало имели дело с такого рода вещами…

Руденко: И служебная инстанция не докладывала вам о таком документе?

Геринг: Я знаю об этом мероприятии, имевшем своей целью возмездие, лишь в общих чертах, но не осведомлен о них в такой степени. Об этом я узнал позже, но еще во время войны, то есть до процесса. Я знал, что в этом приказе первоначально было указано пять — десять человек. Фюрер же лично превратил это количество в пятьдесят — сто человек.

Руденко: Я спрашиваю: вам служебная инстанция об этом документе докладывала?

Геринг: Нет. Но позже я слышал об этом документе.

Руденко: Когда именно?

Геринг: Сейчас не могу этого сказать. Во время войны я слышал о нем в связи с тем, что лично фюрером было изменено число, первоначально означавшее пять — десять человек, на пятьдесят — сто. Об этом я слышал.

Руденко: За одного немца?

Геринг: Сначала там стояло пять — десять человек, а потом фюрер сам изменил это число путем прибавления нуля. Этот факт обсуждался, и в то время я узнал об этом документе.

Руденко: Известно ли вам о директивах ОКВ «Об обращении с советскими военнопленными»?

Геринг: Я должен был бы сначала просмотреть их.

Руденко: Пожалуйста. (Документ передается Герингу.) Обратите внимание на пункт «А», параграф 3, где указывается основное положение о том, что применение оружия против советских военнопленных, как правила, считается правомерным и освобождает караульных от всяких обязанностей разбираться в этом. Я еще хочу вам напомнить одно место из распоряжения об обращении с советскими военнопленными. Здесь говорится:

«По совершающим побег военнопленным следует стрелять без предупредительного оклика».

Это излагается и в памятке об охране советских военнопленных.

Геринг: Здесь указывается на трудности, которые заключались в незнании и непонимании языка. Поэтому охрана должна была немедленно применять оружие при попытках к бегству. Вот в чем приблизительно заключается смысл. Ясно, что при этом могли возникать недоразумения.

Руденко: Я спрашиваю: вы знали об этом документе?

Геринг: Здесь речь идет о документе, касающемся обращения с военнопленными. Он направлялся непосредственно моим инстанциям. Я не знал об этом документе.

Руденко: Вы не знали об этом? Хорошо. Еще один документ. Я имею в виду документ 854-ПС, который уже предъявлен, о безусловном уничтожении политруков и других политических работников.

Геринг: Я хотел бы подчеркнуть для разъяснения, что ВВС не имели никаких лагерей, в которых находились бы советские военнопленные. У них было только шесть лагерей, в которых содержались военнопленные других держав. Лагерей для советских военнопленных ВВС не имели.

Руденко: Я поставил этот вопрос и предъявил эти документы, потому что вы, по своему положению второго человека в Германии, не могли не знать о таких принципиальных указаниях.