Герман, или Божий человек

Молитву и впрямь можно рассматривать как некое напутствие. Ну вот, скажем, предостережение: не стоит по любому поводу свои мысли излагать. Тут вспоминается знаменитая фраза из «Мастера и Маргариты»: «Никогда не разговаривайте с неизвестными». Только в молитве это сказано гораздо жестче – мысли следует скрывать не только от врагов или «неизвестных», но, возможно, даже от друзей. Еще один важный принцип – невмешательство. Припомним, что Михаил Булгаков попытался помочь Николаю Эрдману, заступившись за него в своем письме к вождю, однако ничего не получилось – хорошо хоть, сам не пострадал. А Юрий Герман всего-навсего написал хорошую статью о Михаиле Зощенко, а в результате вызвал волну жесточайшей критики против самого себя. В итоге пришлось приложить немалые усилия для того, чтобы избежать удручающих последствий.

Так, может быть, прав автор той молитвы, прав даже в том случае, если распространить ее на всех людей, не ограничившись только пожилыми? Не вмешиваться и помалкивать… Не знаю, пусть каждый решает это для себя, в меру сил, таланта и числа влиятельных друзей, которые в случае чего помогут.

Но вот когда говоришь о собственном отце, тут невозможно промолчать, тут надо бы вмешаться, объяснить и рассказать. Даже несмотря на то, что жизнь Юрия Германа уже закончилась и ничего по большому счету не исправить.

Итак, опять слово Алексею Герману:

«Господь его не обидел – это точно. Лучшие его вещи – «Лапшин», «Подполковник медицинской службы», «Рассказы о Пирогове», на мой взгляд, принадлежат перу очень большого, серьезного писателя. Я считаю своего отца лучшим человеком, который был и есть в моей жизни. Но это не значит, что и вы его должны считать таковым».

Вполне естественное уточнение – кому что нравится, нельзя же быть всеядным, иначе даже в отсутствии вкуса могут обвинить. Мне, например, больше нравятся повести из его трилогии. Впрочем, в другом своем интервью Алексей Герман несколько уточнил пристрастия: «Он мог бы быть очень крупным писателем, но, кроме нескольких глав трилогии, «Подполковника медицинской службы», «Лапшина», «Жмакина» и повести «Здравствуйте, Мария Николаевна», он ничего по-настоящему значительного не написал».

Пусть так. Но вот для того, чтобы утверждать, будто отец был лучше всех, – для этого нужны очень серьезные основания. Думаю, что Михаил Юрьевич так бы не сказал. Однако и Алексея Юрьевича следует понять: как не любить отца, когда столь многим оказываешься ему обязан?

«Отец был замечательный человек. Например, я не курю и никогда не курил. Дело было так. Папа мне сказал: «Какая у тебя стипендия?» Я ему ответил – сколько там была стипендия, 22 рубля или 220, не помню, в те времена были другие деньги. Он говорит: «Ты будешь получать 100 рублей (или 1000 рублей) от меня, на тебе деньги. Но! Ты никогда не возьмешь сигареты. Барышню можешь пригласить в ресторан, еще что-то, подумай. Ты парень честный и не будешь меня обманывать: брать у меня деньги и при этом курить»… Отец всегда стыдился того, что у него много денег, и пытался их распихать вокруг всем, кому мог».

Итак, это пишет сын об отце, с которым бок о бок прожил молодые годы, которому обязан своей в общем-то благополучной жизнью и даже, в немалой степени, успехами во время работы в театре и кино. Все-таки хорошо быть сыном успешного писателя, пользоваться благосклонностью его влиятельных друзей, а то ведь жизни может не хватить на то, чтобы преодолеть все те препятствия, которые обычно возникают на пути талантливого человека к славе.

Но вот мнение об отце другого сына, Михаила, с которым они еще в довоенные годы разошлись без какой-либо надежды на воссоединение:

«После войны я практически с отцом не виделся, не разделял ни его печалей, ни радостей, ни славы, ни страданий, не пользовался его покровительством, не был при его кончине».