Герман, или Божий человек

Не знаю, сон это или снова наваждение? А потому что в Москве ничего такого не было. Помню и американскую выставку в Сокольниках, и картины Пикассо в Пушкинском музее. Странно, но никто меня там не лупил и ничего не заставлял подписывать. То ли это у Германа кошмар, порожденный болезненным воображением, то ли сказано «для красного словца». То ли в Ленинграде в те времена вообще все было по-другому.

«Во времена первой «оттепели» после сталинских холодов в Ленинграде прошел фестиваль итальянского кино. Билеты распределялись среди советской «рабочей элиты» – той, которая когда-то голосовала за расстрелы, запреты, скандировала «руки прочь от…». Нормальный человек – учитель, врач, читающий рабочий и тем более студент – купить их не мог: билетов не было в кассе. Сеансы начинались в 8 утра. Дрессированные рабочие, если была возможность поспать, спали. Или работали. А жены и дети продавали билеты. Мы их и покупали. И, потрясенные, смотрели феллиниевские «Ночи Кабирии», «Дорогу», фильмы Антониони».

И снова удивляюсь. На фестивали заграничных фильмов, которые регулярно проводились в кинотеатре «Ударник», ох как непросто было попасть! Зал небольшой, а желающих очень много. Понятно, что билеты распределялись на предприятиях – среди начальства в основном, но кое-что перепадало передовикам производства и наиболее активным членам профсоюза. Однако насильно билеты никто не распределял, не заставлял их брать под угрозой неминуемой расправы. Вот если бы кто-то отказался участвовать в первомайской демонстрации, тогда… Так что билеты брали иной раз только для того, чтобы перепродать – это же вполне естественно, если есть возможность немного заработать. И к этим людям, «любителям поспать», я не испытываю ничего, кроме благодарности, – если бы не они, не удалось бы посмотреть фильмы классиков зарубежного кино.

Должен признаться, что я так и не сумел понять, как относился Алексей Герман к нам, то есть к нашему народу. Конечно, такого «обожания», которое было когда-то у отца, он явно не испытывал. Однако что же за народ ему достался? С одной стороны – жулики и глупцы, с другой – нормальные люди, учителя, врачи. Но вот разделение рабочих на «читающих» и «дрессированных» мне не вполне понятно. А если рабочий человек читает каждый день газету «Правда» – тогда он кто, дрессированный или, не дай бог, оголтелый дрессировщик? А тут еще курсанты с бляхами… Да, видимо, с народом Алексею Герману не повезло.

«Мы были идейные люди, мы считали, что история с власовцами коснулась двадцати пяти миллионов россиян, и мы должны про них сказать, поэтому не соглашались на переделки, считали, что это будет предательством… Мы совершенно всерьез считали, что народ – наш младший брат. Сейчас я понимаю, что я у народа пасынок, никто. А тогда мы всерьез считали, что обязаны народу. И, как идиоты, стояли насмерть».

Здесь «насмерть» – это сказано не о войне, а всего лишь о защите собственного детища, речь о фильме «Проверка на дорогах». Но вовсе не это потрясает. «Народ – наш младший брат». Это какое же требуется самомнение, чтобы так сказать! Пожалуй, цитированное утверждение верно только в том случае, если вообразить себя мессией. Впрочем, о мессианстве как о способе самозащиты от навязчивых кошмаров я уже писал.

Что ж, от народа перейдем к тем, кто «наверху». О Сталине все уже предельно ясно сказано. О Брежневе Алексей Юрьевич почему-то предпочитал не говорить. Ну а Горбачев не та фигура, чтобы ей посвятить хотя бы несколько строчек в этой книге.

Впрочем, о Брежневе все же нашлось одно высказывание:

«Я никогда не ненавидел Брежнева, про Сталина все понял уже много позже».

Сталин тут явно ни при чем, а вот спокойное отношение к Брежневу удивляет. И это притом, что во время вторжения советских войск в Чехословакию рыдал Аксенов, плакала Светлана, будущая жена. Неужто понадобилось еще двадцать лет, чтобы что-нибудь понять?