— Точка! Пай девочка! На тебе за это конфетку, — сказала Катя и, под веселый смех, действительно достала из кармана конфетку и передала ее Лиде. — С этим вопросом — все! Переходим к следующему, — продолжала она, оглядываясь по сторонам.
Белова вышла из класса сразу после звонка, но могла вернуться в любую минуту, и поэтому Катя обратилась к Тихоновой:
— Лариса, стань к двери. Будут секреты... После контрольных работ начинаем подготовку к новогоднему вечеру. Шевелите мозгами и давайте предложения. Вечер у нас должен быть — всем вечерам вечер! Затем вот что... Послезавтра мы идем на завод смотреть, какую нам дадут работу. Имейте в виду, работа простая: «подними да брось!» Работать придется на каникулах дней пять. Если кто отказывается, пусть скажет сейчас. Мы должны завтра знать, сколько народу придет на работу. Кто не сможет, — поднимите руку.
Ни одна рука не поднялась.
— Подарок покупаем на свои кровные, потом заработанные денежки, — продолжала довольная Катя. — Не бойтесь, девочки! Работать придется часа по четыре в день, самое большее, а то и меньше. — Она обвела всех взглядом и, усмехнувшись, предупредила: — Ну, смотрите! Потом не пищать!.. Последний вопрос... Тамара, говори.
Тамара вышла из-за парты и встала рядом с Катей.
— Девочки! — начала она, тряхнув головой, — Есть, предложение на каникулах прослушать в лектории лекции о международном положении, а то мы не очень в курсе.
— Почему не в курсе? — возразила Нина Шарина. — Каждый день читаем газеты.
— Политинформации у нас больше с внутренним уклоном, а международное положение... — На какое-то мгновение Тамара остановилась и вдруг обратилась к Наде Ерофеевой, которая все время о чем-то шепталась с Кларой: — Надя, ты меня слышишь?
— А что такое? — смутившись, спросила девушка.
— Скажи, пожалуйста, кто стоит во главе реакционного китайского правительства?
Не задумываясь, Надя выпалила:
— Чио-Чио-сан!
Собрание разразилось смехом. Трудно было понять, сострила Надя или в замешательстве брякнула первое вертевшееся на языке слово.
Эпизод с «Чио-Чио-сан» разрушил деловое настроение, и вопрос о лектории так и не был решен.
По дороге домой Женя долго приставала к Наде, пытаясь узнать истину:
— Надя, ты так и думала?
— Я пошутила.
— Да нет! Ну скажи! Ну что тебе стоит! Миленькая, сознайся! Я же по глазам вижу...
— Отстань от меня! Просто-напросто я обрезала Тамарку, чтобы она ко мне не привязывалась.
У Жени Смирновой, кроме Светланы, была еще одна подруга, которую она горячо любила и которой поверяла все свои мысли, мечты, сомнения. Они понимали друг друга с полуслова и жили, что называется, душа в душу. Подругой этой была ее мать. Вот она, стоя напротив Жени за большим столом, кроит сестренке платье. Женя оторвалась от учебника и, не мигая, следит за ее мягкими неторопливыми движениями. Мама совсем еще молодая. Мелкие морщинки около глаз не старят ее, а только подчеркивают живой добрый взгляд, и кажется, иго собрались они от сдерживаемого смеха
— О чем ты задумалась? — спросила Вера Александровна, откусывая нитку.
— О тебе.
— Что же ты обо мне думала?
— Мама, вот если бы ты могла вернуться обратно к семнадцати годам, ты бы согласилась?
Вера Александровна с удивлением подняла голову и пристально посмотрела на дочь.
— Согласилась бы, — ответила она подумав.
— А зачем?
— Как это зачем? Разве плохо быть молодой?
— А как бы ты стала жить? По-другому, чем сейчас? На губах матери появилась улыбка:
— Пожалуй, что по-другому.
— А что бы ты стала делать?
— Учиться... Я бы стала много учиться.
— Это понятно. Это в мой огород. Ну, а как же мы? Куда бы мы делись? Я, Аля, Зюка?
— А вы были бы со мной.
— Х-хе! Какая ты хитрая! Ты все хочешь. И молодость и нас?
— А без вас я бы не согласилась.
— Значит, ты бы стала жить вторую жизнь, как и первую...
— А ты, собственно, к чему завела такой разговор?
— Так... — уклончиво ответила Женя, но, вздохнув, пояснила: — Я думала: много ли человеку надо?
— Это смотря по тому, какой человек, Женя. Одному надо много, а другому очень мало.
— Человек очень жадное существо. Правда? Ему все мало... Это плохо! А ведь я тоже жадная!
— А почему это плохо?
— Жадность? Ого! Жадность — отвратительное чувство! Зависть, жадность, эгоизм!
Вера Александровна отодвинула шитье на середину стола и села.
— Не знаю, Женя. Не ошибаешься ли ты? Разная жадность бывает. Ты все как-то однобоко смотришь. Если жадный человек у других хочет отнять, это, конечно, плохо. А ведь есть и другая жадность. Жадность к работе, к ученью...
— Ну, это не жадность. Это, знаешь, как называется? Страсть! Мама, а правда, что в каждом человеке живет эгоистическое начало, которое один подавляет усилием воли, а другой не может или просто не хочет сопротивляться ему. Как ты думаешь?
— Не знаю... По-моему, это зависит не от желания человека, а от воспитания. В человеке от рождения много заложено.