Герман Матвеев "Семнадцатилетние"

Пришла Аня и поддержала Надю. Марии Ивановне пришлось уступить. Она согласилась, что позорного труда нет, хотя в профессии грузчика ничего завидного не находила.

— А ты знаешь, сколько мы заработаем? — спросила Надя.

— Сколько?

— Три тысячи рублей!

— Без ноля.

— Ой! Аня, ты слышишь? Мама не верит! Я тебе официально заявляю, что три тысячи... со всеми нолями.

— Но ты-то хоть работаешь или так, для вида болтаешься? — примирительно спросила мать.

— Конечно, работаю! По-твоему, я какая-то ненормальная!

На второй день явились на работу не все. Из десятого класса не пришла Крылова, у девятиклассниц не хватало троих, а у восьмиклассниц — четверых. Это нисколько не смутило девочек и мало отразилось на работе. Первые минуты с непривычки болели все мускулы, но уже через час девушки разогрелись и боль исчезла.

Через четыре дня цех был чист. Пол оказался цементным, и хотя его нельзя было натереть, как обещал Михаил Сергеевич, но танцевать было можно, что девушки и делали, когда оказывался вынужденный простой из-за отсутствия автомашин.

Наконец, ушел последний грузовик, провожаемый восторженными криками. Лопаты сложили в угол, и Василий Иванович повел девушек в заводоуправление. Войдя в просторный кабинет директора, девушки расселись по стульям. Ждать пришлось недолго. Вошел директор, высокий, широкоплечий человек с густыми бровями и прямым носом. Они видели, как он раза два вместе с Михаилом Сергеевичем заходил посмотреть на их работу, но даже и не подозревали, что это директор. Вместе с ним пришел старичок кассир, а вскоре появились и Михаил Сергеевич с Ольгой Николаевной.

— Ну что, Анюта, наработались? — спросила Ольга Николаевна с улыбкой.

— Да. Закончили. Даже не верится!

Директор постучал карандашом по стакану и обратился с короткой речью:

— Ну, дорогие помощники... Не знаю, как вас назвать иначе. С работой вы справились хорошо. На день раньше. А значит — план перевыполнили. Такая уж традиция установилась в советской стране — перевыполнять план! Я хотел поблагодарить вас за помощь. Вы принесли большую пользу заводу, потому что рабочих у нас пока еще не хватает. Теперь остается пожелать вам успехов в ученье. А когда закончите школу, техникумы, институты, курсы, то милости просим к нам на завод работать. Евграф Спиридонович, где ведомости?

Старичок засуетился, достал нужные бумаги и разложил их на столе. Затем вынул несколько пачек десятирублевых бумажек и передал директору.

— Я попрошу вас расписаться в ведомости. Мы никого не выделяли, а просто расписали всю сумму поровну на всех работавших. Деньги я передам вашему комсомольскому секретарю. Вы уже сами делите их.

— Можно мне сказать? — попросила Лена Мельникова.

— Пожалуйста!

— Девочки! Мы решили сделать так... Каждому классу по тысяче рублей. Деньги я передам представителям юбилейной комиссии, а вы согласуйте между собой и покупайте... Катя просила сообщить, что десятый класс покупает часы. Расписывайтесь!

С чувством глубокого волнения и радости подходили девочки к столу. Против каждой фамилии стояла цифра первого в жизни заработка — 63 рубля 70 копеек.

С сияющими глазами, стесняясь своих счастливых улыбок и сдерживая их, они робко брали перо и расписывались.

СУББОТА

В субботу Светлана проснулась от жалобного подвывания собаки и металлического скрежета. В комнате горел свет. Петя задумал очередной радиоприемник и последние дни, охваченный творческим азартом, вставал раньше сестры и мастерил без передышки. Пила его противно визжала, и от этого звука не только у девушки, но, видимо, и у щенка, сидящего возле мальчика, сводило челюсти.

— Петушок, что ты делаешь! Я же сплю.

— Как это спишь, когда разговариваешь?

— Ты меня разбудил.

— Не беда! Уже поздно. Ты же сама говорила, что утром придет Женя, — невозмутимо ответил он, продолжая работать.

— Ой! Перестань скрипеть! У меня зубы заболели.

— Сейчас... Какие-то вы, девчонки, недотроги, — проворчал он, кончая пилить.

— Пря чем тут девчонки? Ты посмотри, как бедный Трюк воет.

— Это он поет.

— Действительно! Запоешь тут...

— Конечно, поет. Вот послушай, как он уже умеет. Водя маленьким напильником о железную планку,

Петя начал извлекать тонкие скребущие звуки, уговаривая при этом щенка:

— Спой, Трюк! Ну, спой немножко.

Не понимая, чего от него хотят, щенок помахивал хвостом и вопросительно смотрел на мальчика. Затем на него напала зевота, и, наконец, не выдержав, он поднял голову и протяжно завыл.

— Во! Молодец! Слышишь, как поет? Тенор!

— Не мучай ты его! Хорошее пение, нечего сказать!