— Наталья Захаровна! — вмешалась Женя. — Он считает нас взрослыми, серьезными, и вдруг — здравствуйте-пожалуйте! Хуже маленьких. Нет, честное слово...
— Да, я верю вам, — сказала директор.
— Вчера и сегодня у нас были всякие случаи... — продолжала Катя. — Вот мы на собрании и поговорили как следует...
Наступила тишина. Девушки выжидательно смотрели на директора. За девять лет им пришлось побывать в этом кабинете много раз, правда не всегда по своей инициативе, но каждый раз после разговора с Натальей Захаровной они уходили раскаявшиеся, с твердым решением жить и работать по-новому.
— Ну, так... — сказала, выпрямляясь, Наталья Захаровна. — Мне думается, что вы не совсем верно поняли Константина Семеновича. Вряд ли он поручил вам воспитательную работу с классом!
— Точно, Наталья Захаровна! Он оказал, что мы должны заниматься воспитанием и самовоспитанием всего коллектива, — сообщила Катя.
— На этот счет существует указание министерства, — продолжала директор, не слушая Катю. — Существуют определенные правила, инструкции, и в них достаточно подробно разработано положение о воспитателях. Слова Константина Семеновича нужно понимать иносказательно. Самоуправлению учащихся мы придаем большое значение, и ничего нового здесь нет. Откровенно говоря, мне не совсем ясно, что вас смущает? У вас сильный комсомольский коллектив, неплохая стенгазета... Что вы еще хотите? Обсудили вопрос о дисциплине? Правильно! Это главный вопрос. Будет дисциплина, будет и успеваемость. Теперь потребуйте выполнения постановления... и построже. Кто у вас там особенно выделяется? Тихонова? Холопова?
— Все... — негромко сказала Женя.
— Что значит все? — нахмурив брови, спросила директор.
На этот вопрос ответить не удалось. В дверь постучали, и в комнату вошел Константин Семенович.
— Вы здесь? — с удивлением спросила Наталья Захаровна.
— Да. Задержался в методкабинете.
— Очень кстати. Вот видите, пришли за советом, — сказала она, кивнув головой в сторону смутившихся девушек. — Они вообразили, что вы им передоверили воспитательную работу с классом, и теперь не знают, что делать. Педагогику они еще не изучали, а поэтому растерялись: с чего им начинать?
— Почему начинать? — спросил Константин Семенович. — Не начинать, а продолжать.
Наталья Захаровна с недоумением взглянула на учителя, затем на учениц и, видимо, решила сейчас не затевать спора.
— Ну, хорошо. Пусть продолжать, но как? Что ж вы замолчали... Катя, Женя? Спрашивайте своего воспитателя! — обратилась она к девушкам.
— Константин Семенович, мы вас, кажется, неправильно поняли, — сказала Катя. — Вы нам говорили о самоуправлении, а мы подумали, что вы поручили нам перевоспитывать...
— Нет. Судя по дружескому шаржу, поняли вы меня совершенно правильно, — перебил ее учитель. — Я не собираюсь вас ни воспитывать, ни, тем более, перевоспитывать. Это слово — «перевоспитывать» — я вообще недолюбливаю. Мне кажется, что это выдуманное понятие. В жизни есть только один процесс. Процесс воспитания. И руководить этим процессом у себя в классе будете вы, как доверенные коллектива.
— Примерно то же самое и я говорила, — заметила Наталья Захаровна. — Нового тут ничего нет...
— Совершенно верно! — согласился Константин Семенович. — Нового тут ничего нет: советская педагогика — педагогика жизни. Руководить — это не значит водить за руку... Смотрите, как руководит партия! Она поставила перед страной великую задачу — пятилетний план — и возглавляет борьбу за выполнение этого плана. А народ ответил тем, что перевыполняет этот план. Идет дружная совместная работа. Вот это и называется руководить. Думаю, что если и вы поставите перед классом конкретную, передовую, хорошую задачу и будете вместе со всеми бороться и возглавлять эту борьбу...
— А какую задачу? — спросила Катя, не понимая, куда направляет их мысли Константин Семенович.
— Подумайте сами... Ваша задача должна быть не отвлеченная, а точная!
— Отличная учеба? — спросила Катя.
— От каждого по способностям! — прибавила Тамара.
— Да... но это очень обыкновенно! — недовольно протянула Женя, сморщив нос. — Вся школа борется за отличную учебу... Надо придумать что-нибудь такое... особенное!
— Нужно придумать какую-то форму этой борьбы. Вот, например: выступить против серости.
Тамару словно озарило. Глаза ее загорелись, и вся она как-то вытянулась.
— А что такое серость? — спросила она, поднимаясь. — Серость в нашем школьном понимании?.. Серость — это тройка! А значит, тройка — это обломовщина, перестраховка, авось да небось! — горячо сказала она, и все засмеялись.
— Правильно! — согласилась Катя. — Долби тройки! Надо учиться красиво!
— Ну вот, видите... уже нащупали что-то конкретное, — поддержала Наталья Захаровна.