Германия и революция в России. 1915–1918. Сборник документов

Разногласия по вопросу о советско-германских отношениях были одной из причин конфликта между Сталиным и Бухариным[416]. «На позицию Бухарина огромное влияние оказали вопросы внешней политики, – писал Николаевский[417]. – Именно на них он порвал со Сталиным: Бухарин в 1926 г. пришел к выводу, что Германия перестала быть страной, находящейся на полуколониальном положении. Помните статьи Бухарина в «Правде» в 1926 – 1927 гг., когда он доказывал, что после Локарно Германия перестала быть эксплуатированной страной? Ведь это – против Сталина. Сталин держался за союз с рейхсвером Бредова – Шлейхера[418]. Людвиг Рейсс[419], убитый в 1937 г. в Швейцарии, получил орден Ленина за то, что он в начале 1928 г. установил тайную связь с лидерами немецкой военно-морской разведки. Именно с этого момента начинается чисто сталинская игра секретных агентур – дважды подпольная. В беседе Бухарина с Каменевым[420] ей соответствуют намеки на отказ Сталина подвергать шахтинцев карам за связи с немцами»[421].

«Я нахожусь под впечатлением Ваших аргументов о том, что у Сталина были прогерманские симпатии, – писал Николаевскому бывший коммунист, а ныне известный советолог Луи Фишер. – Я понимаю, что он приветствовал бы тесное сотрудничество с рейхсвером. Это было в ленинской традиции и началось, как я понимаю, в 1919 году, что означает, что Троцкий и Чичерин, конечно, видели в том выгоду. После того, как Гитлер пришел к власти в январе 1933 года, Сталин выжидал год. Я в тот год был в Москве. […]

Москва всегда боялась иноземного вторжения. В 1934 году Радек сказал мне, что Сталин боится одновременной польско-японской атаки против СССР. По этой причине, главным образом, КВЖД была продана Маньчжоу-Го[422] (Японии) в 1935 году. Безусловно, Сталин мечтал направить гитлеровскую экспансию на Запад. Но германская военная работа в Испании не повредила Гитлеру. Это был способ для тренировки вооруженных сил. Цель сталинской политики в Испании, по-моему, заключалась в том, чтобы заставить Францию и Англию отказаться во внешней политике от умиротворения Гитлера и Муссолини и заставить их встать на путь активного противодействия. Мюнхен показал, что эта попытка закончилась провалом. Чемберлен[423], Даладье[424] и Рузвельт[425] не пошли против Гитлера. Но за это время Сталин через чистки добился того, что он был полностью свободен в своих действиях во внешней и внутренней политике. И конечно же он вернулся теперь к своей цели: сотрудничество с нацистами.

Я думаю, что дата, предшествующая советско-нацистскому соглашению от 23 августа 1939 года, – это 1 апреля 1939 года, день английских гарантий Польше. […] Переговоры с Францией и Англией были открытыми. Переговоры с Германией – тайными. Если бы Сталин хотел прийти к соглашению с Англией и Францией, он поступил бы прямо противоположным способом: вел бы открытые переговоры с Гитлером, чтобы этим оказать давление на Запад для выбивания еще больших уступок. Но Западу было нечего отдать. Они не могли отдать Прибалтийские государства, и соглашение с Западом для СССР означало войну, в то время как соглашение с Гитлером означало отсутствие войны в течение какого-то времени и – империалистическую экспансию – как раз то, что хотел Сталин. Мы расходимся в том […] велась ли серьезно Сталиным политика коллективной безопасности. Я считаю, что Литвинов был в этом вопросе серьезен и что он не мог действовать против воли Сталина. Но эта политика потерпела провал на Рейне, в Испании, и вообще везде. И Сталин отказался от нее и повернулся к Гитлеру»[426].

Николаевский ответил:

«Слуцкий[427], начальник инотдела НКВД, давая инструкции Кривицкому[428], еще в 1935 г. говорил: «Знайте, что с Германией мы так или иначе, но сговоримся». И подлинная внешняя политика шла […] через Слуцкого. Этот последний тогда же говорил Кривицкому: «Помните, что Ваши доклады внимательно читает сам Сталин». […] Сам Сталин всегда мечтал о сговоре с Германией и притом большом сговоре для борьбы против англосаксов. Он был убежденным сторонником Хаусхоферовского варианта геополитики, и сам Хаусхофер[429] в течение многих лет слал Сталину секретные доклады. И Молотов[430] знал, что он говорил, когда в своей речи в Верховном Совете при подписании договора с Гитлером говорил о гениальном провидении Сталина. Конечно, когда Гитлер открыто вел антисоветскую политику, Сталин не мог не выступать против него, но он всегда так поступал, чтобы не сделать соглашение [невозможным в будущем. Это была его борьба за советско-гитлеровский пакт»[431].

«В одном из наших разговоров я Вам сказал, что решение Сталина сговориться с Гитлером относится к апрелю 1936 г., когда стало ясно, что Франция против Гитлера сама не пойдет. Теперь у меня подобрался ряд данных в этом направлении […] И другое: знаете ли Вы что-либо относительно привоза в Россию в апреле 1936 г. архива Горького?[432] И знаете ли, что этот привоз оказал большое влияние на планы Сталина?