Германия и революция в России. 1915–1918. Сборник документов

О его поездке в Осло я слыхал, но уже после революции, от его сотрудника Левенштейна, от которого я узнал о связи Цивина с генеральным штабом немецким. Левенштейн сам ездил во время войны через Германию в Осло и, будучи задержан на границе немецкой, потребовал телефонировать в штаб и через час получил разрешение проезда через Германию.

Цивин вернулся в Россию через Париж – Лондон. Не знаю, верно ли – вернулся вместе с Черновым.

В России он встречался с видными членами партии. Он жил у своего кузена Богрова (в Москве), и к Богрову часто приходили видные деятели партии с.-р., включая В.М. [Чернова]. Из Москвы он должен был по поручению партии ехать на Кавказ, но заболел. Если не ошибаюсь, его партийное имя было Пятницкий.

После Октябрьской революции он примкнул к большевикам и был, если не ошибаюсь, членом военревкома, раньше комиссаром фронта в Калуге и затем в Ростове-на-Дону. Здоровье его было сильно расшатано, кровохарканье и т. п., и в 1919 году его отправили в Крым. Вскоре по приезде туда белые заняли Крым. Он скрывался некоторое время и вскоре умер там, кажется в Симферополе.

Эти сведения я получил теперь от своей сестры. Прилагаю при сем перевод с итальянского письма, полученного мною от моей сестры, в ответ на просьбу сообщить мне, что она знает об этом деле.

Между прочим, думаю, что поездка Цивина в Осло могла также быть как цель – поставка немцам каучука. Вспоминаю фразу, брошенную им во время очной ставки у Натансона. «А может быть, я заработал на покупке и продаже каучука?»

Теперь разрешите мне сделать некоторые выводы.

Цивин был членом партии эсеров, талантливый оратор, поэт и вообще одаренный человек – избалованный богатыми родителями, женщинами и т. п.

По Вашим сведениям, он получал от немецкого посла в Берне 25 000 франков в месяц. В то время это была колоссальная сумма. Как ни широко он жил, он не мог проживать эти деньги. Вы жили в Швейцарии в то время, представляете себе проживать 25 000 франков в месяц? Только миллионеры в буквальном смысле этого слова могли позволить себе такую роскошь!

Между прочим, Вульф и я, будучи служащими «Проводника», получали по тому времени огромные оклады. Вульф получал 20 000 фр. в год! Я получал 15 000 в год! И это считалось по тому времени неслыханным жалованием, и мы жили прилично, помогали каждый из нас своей партии и своим товарищам!

Я не хочу обвинять партию, т. е. главарей партии с.-р., и далека от меня мысль оправдать Цивина. Как я Вам писал выше, я лично, после свидания с Натансоном, порвал всякие отношения с ним [с Цивиным]. Но после свидания с Натансоном почему история была потушена? Почему Цивин не только остался в партии, но по приезде в Россию получил назначение от партии, и видные члены партии продолжали встречаться с ним. [Это] мне совершенно непонятно! Вывод один – часть денег шла партии. Какая?.. Но важен сам факт по себе…

Вот все, что могу Вам рассказать об этой печальной истории.

О моем дорогом друге Вульфе Драбкине, кроме тех сведений, которые и Вы имели – ничего не знаю, – хлопотал одно время о том, чтобы вернуться в Италию, но не удалось ему, к сожалению. Знаю, что кроме Люси у них был сын. Вот все, что знаю о них. Мы прожили вместе много лет, здесь в Италии, и, несмотря на то что были политическими противниками, Вульф был бундовец, а я [в] Поале Цион, были близкими друзьями. Сомневаюсь, перенес ли он все лишения и горькие разочарования.

Что Ваша сестра Полина? Где она?

Если опубликуете документы о Цивине, хотел бы иметь копию. Если что-нибудь неясно в моем описании (очень хаотическом) и если у Вас есть кое-какие вопросы, – к Вашим услугам. Очень рад буду, если Вам удастся выделить из этой истории Виктора Михайловича, которого я очень любил и уважал.

С сердечным приветом

Давид Гольдштейн

Простите за мой русский язык! Вот уже 53 года, как я уехал из России.

Перевод письма с итальянского моей сестры

К сожалению, мало могу рассказать тебе о жизни Жени в Германии и в Швейцарии. Он никогда не говорил со мной об этом периоде, и я его не спрашивала.

О его широкой жизни в Швейцарии я узнала только, когда была вызвана в полицию в Кишиневе, где мне показали твое письмо ко мне, в котором ты мне писал о лукулловой жизни Жени. Мне только прочли его, но не дали. Но должна тебе сказать, что мне в голову не могло прийти то, о чем ты пишешь теперь в твоем письме. Я считала, что он, вероятно, живет за счет какой-то старой женщины, – и после тяжелого переживания я написала ему, что не желаю больших никаких репортов с ним.

После этого письма я получила небольшую сумму денег (единственный раз) и письмо, в котором он умолял меня не бросать его и быть готовой выехать в Швейцарию с Сарой (дочкой), как только он устроит все разрешения на проезд. Это разрешение никогда не прибыло, и я больше никаких известий от него не имела.