Германия на заре фашизма

Если Гинденбург не возражал против вмешательства правых в вопросы внешней политики и внутренних дел, он был куда менее терпимым к критике, касающейся сельского хозяйства. Несмотря на существенную помощь, которую правительство оказывало аграриям, жалобы и петиции текли в президентский дворец нескончаемой полноводной рекой, а поток индивидуальных ходоков и делегаций вполне мог вызвать недоверие Гинденбурга компетенции и доброй воле канцлера. Как всегда, Гинденбург терпеливо выслушивал жалобы, но, если раньше он просто обещал обсудить состояние дел и принять необходимые меры совместно с канцлером, теперь ему приходилось периодически защищать Брюнинга. В конце концов, это был «его» кабинет, и он утверждал, что канцлер и кабинет делают все, что могут, и уже достигли некоторых успехов в области сельского хозяйства. Он также отвергал предположение, что кабинет предубежден против крупных землевладельцев, когда речь идет о мерах помощи, и что он применяет политические меры к официальным лицам, отвечающим за программу помощи. Президент снова отказался надавить на правительство с целью расширения и ускорения аграрной помощи. Он был уверен, что Шиле, которого он выбрал лично, принимает все меры, которые ему доступны. Его уверенность была вполне оправданна; Шиле действительно заставил своих коллег идти на куда более значительные уступки, чем это планировалось, угрожая отставкой, если ему не пойдут навстречу. Другим действенным сторонником Гинденбурга в кабинете был Гренер, который всегда получал от маршала специальные инструкции относительно позиции, которую он должен занять при обсуждении кабинетом сельскохозяйственных вопросов. На этот раз Гинденбург также признал тот факт, что сельское хозяйство является лишь частью экономики Германии, что оно может быть восстановлено только в рамках экономики страны. «Господин фон Гинденбург очень спокоен и не оказывает давление, – записал Пюндер в своем дневнике в ноябре, когда обсуждалась новая программа мер по оказанию помощи сельскому хозяйству. – Он понимает, что Брюнинг должен раздать имеющиеся у него несколько «леденцов» одновременно так, чтобы целое могло быть сохранено».

Остальные обвинения со стороны правых Гинденбург продолжал рассматривать, так сказать, по их нарицательной стоимости. В ту зиму в берлинских кинотеатрах демонстрировался фильм «На Восточном фронте все спокойно» – реалистичная и трогательная картина событий, происходивших во время войны на фронтах и дома. Нацисты организовали демонстрации с требованием изъять этот фильм из проката, потому что он порочит немецкую армию, и Гинденбургу снова пришлось вмешаться. Он обсудил вопрос с Отто Брауном, поскольку дело касалось прусской полиции. Браун, который не видел ничего предосудительного в этой картине, предложил Гинденбургу посмотреть ее. Маршал ответил, что в этом нет никакой необходимости, потому что он получает информацию из компетентных источников. Кроме того, достаточное свидетельство нежелательного характера картины заключается в вызванном ею яростном негодовании национального юношества. (Картина была изъята из проката после дальнейших волнений и беспорядков, устроенных нацистами; один из показов они прервали, запустив в зал сотни белых мышей.)

Больше всего Гинденбург боялся, что нация восстанет против него. Он проводил многие часы, составляя письма и обращения, которые никогда не отправлял и в которых он отстаивал свои политические решения. «Какой приговор вынесет мне история? – рассуждал он. – Я проиграл величайшую из войн. Я не сумел помочь моему народу, который призвал меня на самый ответственный пост…» И на все вопросы он, как всегда покорно, отвечал: «Я верю, что самое главное – стараться исполнить свой долг как можно лучше».