Германия на заре фашизма

Но было нечто странное и в выступлениях в поддержку Гинденбурга. В речах тех, кто поддерживал его еще в 1925 году, превалировали нотки уважительного отношения к Гинденбургу прежде всего как к национальному герою. В таком тоне выступали граф Вестарп (от имени народных консерваторов); Фридрих Бальтруш, который в 1925 году входил в Немецкую национальную народную партию, а в 1932 году стал одним из лидеров «Юнгдойчер Орден»; ораторы от христианских социалистов, крестьянской партии и др. Эти люди представляли группы, обреченные на бессилие ввиду своей малочисленности. Их ссылки на «победителя при Танненберге» и на «фельдмаршала фон Гинденбурга, как на символ немецкого единства» были в общем – то пустым звуком. Ведь было очевидно, что «концепция Гинденбурга», названная так одним из писателей – современников, заключавшаяся в объединении нации, невзирая на все партийные различия, больше не была достаточно эффективной, если вообще когда – то была таковой.

Если народные консерваторы, христианские социалисты и другие представители мелких групп могли поддержать Гинденбурга без идеологических сомнений, социал – демократам было трудно объяснить свою поддержку его кандидатуры. Нацисты продолжали упрямо повторять то, что говорили еще в 1925 году, а коммунисты яростно выступали против политического и социального предательства, которое подразумевалось в поддержке социалистами Гинденбурга. Несколько растерявшись, социалисты не стали настаивать на своем выступлении в рейхстаге в первый же день, хотя имели на это полное право, являясь в нем самой многочисленной партией, а дождались второго дня дебатов. Когда слово взял Брейтшейд, он осторожно, подбирая слова, разъяснил, что, если речь идет об идеологии, его партия и сейчас занимает позицию, полярно противоположную президентской, но она изменила свое мнение о нем в одном важном вопросе. Если раньше у социалистов существовали опасения, что он может воспользоваться своим положением для претворения в жизнь неконституционных авантюр, теперь таких опасений нет.

Партия поддержала Гинденбурга, поскольку его продолжительное пребывание на президентском посту было единственной действенной гарантией того, что Веймарская конституция будет соблюдаться и Германия не станет жертвой нацистской диктатуры.

Настроение «Алисы в Стране чудес», царившее на протяжении всех дебатов, достигло своей кульминации в речах депутата Больца – оратора от партии «Центра» – и его товарища по партии Брюнинга, который обратился к собравшимся как канцлер. Больц также столкнулся с задачей объяснить прежние заявления своей партии о преклонном возрасте Гинденбурга и отсутствии у него политического понимания, но ему это удалось легче, чем его коллеге – социалисту. Также у него не было социальных и идеологических трудностей в объяснении поддержки президента партией «Центра». Тем не менее именно он, товарищ канцлера по партии, произнес воистину убийственную по своей откровенности речь. Описывая переговоры между нацистами и Немецкой национальной партией о кандидатуре Гинденбурга, Больц акцентировал внимание на том, что в прежние времена правые всегда настаивали на непартийном статусе должности маршала и хотели сделать его даже более независимым от партий и парламента, чем он уже был.

«Сегодня выбор кандидата является зависимым от партийных политических обязательств. Сегодня от кандидата ждут, что он отвергнет прошлое и согласится заранее на новую будущую систему. В качестве доказательства доброй воли от Гинденбурга потребовали послать правительство к черту. На этих условиях правые могли бы выдвинуть Гинденбурга своим кандидатом. Бесхарактерный Гинденбург был бы для них приемлемым, а свободного Гинденбурга, ответственного только перед собой и своим народом, они отвергли».

Больц, конечно, не знал, что Гинденбург был готов расстаться с Брюнингом, чтобы найти общий язык с правыми. Брюнинг хранил трудности своих взаимоотношений с президентом в тайне даже от своей партии. О них знал только лидер партии монсеньор Каас.

Речь канцлера не содержала и намека на ухудшившиеся отношения между ним и президентом. Наоборот, стремясь во что бы то ни стало обеспечить переизбрание Гинденбурга, Брюнинг нарисовал картину, весьма далекую от реальности. Изображенный им маршал был мало похож на старика, подверженного резким перепадам настроения, с которым ему приходилось общаться. Он держался прекрасно, был, как обычно, сдержан и спокоен и проявил эмоции только тогда, когда призывал аудиторию голосовать за Гинденбурга.