ГЕРМАНИЯ НА ЗАРЕ ФАШИЗМА

Задача Дюстерберга была более тонкой. Его кандидатура должна была предотвратить избрание и Гитлера, и Гинденбурга. Иными словами, он должен был оставить окончательное решение открытым до второго тура выборов, не дав ни одному из них получить большинство в первом. В то же время он должен был собрать как можно больше голосов, потому что возможность «Стального шлема» и Немецкой национальной партии повлиять на выбор кандидата от правых сил во втором туре выборов напрямую зависела от числа его последователей. Ораторы, выступавшие от имени Дюстерберга, постоянно повторяли своим слушателям, почему те не должны поддерживать других кандидатов: проголосовать за Гитлера значило установить нацистскую партийную диктатуру, а Гинденбург слишком тесно ассоциировался с существующей политической системой. Не обошлось и без сложностей. Из-за присутствия в их рядах слишком большого количества лиц, симпатизируюющих нацистам, приходилось атаковать нацистов с оглядкой; а попытки обратиться к избирателям-протестантам, объявив фюрера «римлянином» по вероисповеданию и по характеру, были встречены таким сильным взрывом недовольства, что от них поспешно отказались. Почётное членство Гинденбурга в «Стальном шлеме» также стало источником проблем. Чтобы справиться с этой трудностью, оппозиция его переизбранию была оправдана на том основании, что «Стальной шлем» и немецкая национальная партия слишком сильно уважают маршала, чтобы видеть, как его оскорбляют предатели и клеветники. Даже при этом некоторые члены «Стального шлема» настаивали на поддержке Гинденбурга: кое-кого пришлось срочно исключить. Но основная проблема в стане Дюстерберга проистекала из того факта, что его сторонники были заняты операцией сдерживания и не имели позитивной цели. Понадобилось целеустремлённое упрямство Гугенберга, чтобы прикрыть этот пробел в глазах избирателей. В одном из своих немногочисленных публичных выступлений во время избирательной кампании он призвал слушателей голосовать за Дюстерберга. «Что касается того, что будет потом, – жизнерадостно заявил он, – пожалуйста, предоставьте это мне».

Гугенберг был откровеннее, чем Гитлер и Гинденбург, когда убеждал слушателей не задавать вопросов. Карт-бланш, на котором он настаивал открыто, другие требовали косвенно. Относительно своих планов на будущее все кандидаты выражались весьма туманно.

Гитлер никогда не общался с аудиторией доверительно: его речи всегда являлись пространными экскурсами в область истории, философии и даже биологии, а не обсуждением строго определённых проблем. Истоки его воздействия лежали в убедительности, с которой он высказывал свои взгляды, и в ощущении, которое неизменно возникало у слушателей, что он поднимает их за собой на более высокую идеалистическую плоскость. Люди полагались на его слова, чувствуя, что участвуют в возбуждающем эксперименте, втягиваются в бесконечный исторический процесс. В одной из своих речей Гитлер говорил:

«От крови, авторитета личности и боевого духа происходит та важность, которая только одна даёт народу право смотреть по сторонам с радостной надеждой и которая является обязательной основой жизни, желаемой людьми. Когда это установлено, мы также понимаем, что обещают политические партии: процветание, личное счастье, семейную жизнь и т. д. Сначала мы должны вновь обрести честь, затем свободу, а уже из этого возникнут счастье и благополучие. Короче говоря, нам необходимо снова обрести условия, которые мы, немцы, возможно, смутно видели до войны. Люди будут жить с радостью в сердцах, потому что жизнь обретёт смысл и цель, потому что закат жизни не станет концом всего, ведь далее последует бесконечная череда новых поколений. Люди будут знать, что всё нами созданное не достанется Орку, а перейдёт детям и детям их детей».

Когда речь шла о таких грандиозных исторических перспективах, не имел никакого значения тот бесспорный факт, что Гитлер никогда не говорил своим сторонникам, что он предлагает делать. Люди ликовали и громко выражали своё одобрение, когда он заявлял: «Если кто-то придёт и спросит нашу программу, мой ответ будет таков: я проповедую свою программу уже тринадцать лет. Она проста и понятна. Германия должна быть избавлена от яда демократии и интернационализма». И если программа казалась неопределённой, людей всё равно убеждали, что им выпала великая миссия претворить её в жизнь.

«Я верю в способности, таланты и ресурсы моего народа. Только одно необходимо, чтобы высвободить эту мощь, – союз национальных сил… У немецкого народа мы видим новую волю, закалённую как сталь, – новое единство и упорство. Сотни тысяч человек в Померании, Баварии, Рейнской области и других местах готовы к любым жертвам, чтобы спасти людей, ставших жертвами существующей системы».