Германия на заре фашизма

Враждебность Гитлера соединилась с недовольством Гинденбурга. Доложив об исходе беседы, Шлейхер получил резкий выговор за то, что «преждевременно» поднял вопрос о своем канцлерстве. Гинденбург желал сохранить Папена и был крайне недоволен, столкнувшись с необходимостью принимать решения, к которым не был готов.

Если Гинденбург считал возглавляемый Шлейхером кабинет очень отдаленной возможностью, то о Мейснере этого сказать было нельзя. Он тесно сотрудничал в эти тяжелые дни с генералом, информировал его о ходе переговоров президента с партийными лидерами, давал ему читать и редактировать письма, которые писал Гитлеру от имени Гинденбурга. Шлейхер, в свою очередь, при поддержке Мейснера помогал направлять действия президента. На следующий день после беседы Шлейхера с Гитлером Гинденбург пригласил к себе Кааса, чтобы выяснить, видит ли прелат какие – либо пути заключения того самого «соглашения доверия», которое он предлагал в свой предыдущий визит. Это приглашение, противоречащее действительным намерениям маршала, явно несло отпечаток прямого или косвенного влияния генерала. Шлейхер всегда настаивал на использовании всех законных шансов до последнего, пусть даже самого безнадежного, прежде чем прибегать к силе, и приглашение Кааса как раз и являлось последней попыткой. Каасу можно было доверить и передачу еще одного предупреждения о нежелательности Папена на посту канцлера.

Каас решил, что вопрос должным образом не изучен, но после дня интенсивной работы был вынужден признать свое поражение. Дингельд и Шеффер хотят помочь, сообщил он, но Гугенберг упрямо выступает против правительства большинства. Гитлер якобы одобрил план Кааса в принципе, но потом изменил свое мнение на основании того, что любые договоренности между ними будут проигнорированы во «влиятельных местах». Каас с горечью жаловался, что его задача многократно усложнилась из – за опрометчивого заявления ряда официальных лиц, утверждавших, что поручение Каасу президент не рассматривал всерьез. А хуже всего было то, что в это же самое время кто – то еще (очевидно, Шлейхер) зондировал почву для создания президентского кабинета. Отсутствие единой, четко обозначенной цели помешало успешному ведению консультаций лидером партии «Центра».

Гинденбург хотел знать, что он теперь должен делать. Что бы он ни решил, ответил Каас, он определенно не должен назначать канцлером Папена – это чревато серьезными неприятностями. Президентское правительство при другом канцлере может иметь шанс; его посчитают чем – то новым, что очень важно с психологической точки зрения. Оно должно быть сформировано заново и больше представлять народ. Прелат выразил уверенность, что такой кабинет может открыть новые возможности для будущего.

Но Гинденбург всеми силами держался за Папена. Какие у «Центра» есть возражения против этого человека? Папен слишком мало знает о финансовых и экономических проблемах? Каас ответил уклончиво, но не без оснований. Последние снижения заработной платы вызывали большее недовольство народных масс, чем все остальные чрезвычайные меры. Здесь Каас ступил на весьма опасную почву. Гинденбург настолько тесно идентифицировал себя с программой Папена, что воспринял критику Кааса как направленную непосредственно против него. И поэтому он тут же пожелал узнать, не считают ли и его препятствием на пути к решению кризиса. «(Если я дома или за рубежом лишился доверия, которое должен иметь, то готов уйти в любое время. Я не хочу навязываться стране, для этого я слишком горд».

Взволнованный и встревоженный такой вспышкой эмоций, Каас поспешил успокоить маршала: «Я могу понять горечь президента. Но я с глубочайшим убеждением могу заявить, что в тот день, когда вы, господин президент, нас покинете, последняя надежда на единство и сотрудничество будет потеряна. Если и есть кто – то, стоящий над партиями и сохраняющий наше единство, то это вы, господин президент, и я умоляю вас: не позволяйте этой мысли появиться на пороге вашего дома». Гинденбург не был удовлетворен. «<Они показывают мне в одной руке морковку, – проворчал он, – а в другой палку».