Германия на заре фашизма

Для Гитлера и Папена инициатива националистов явилась даром свыше. Если теперь удастся убедить Гугенберга присоединиться к ним, Гинденбургу ничего не останется, кроме как назначить Гитлера канцлером. Тем же вечером Папен встретился с Фриком, Герингом и Риббентропом. «(Решение сформировать национальный фронт для поддержки позиции Папена у старого Гинденбурга принято», – записано в дневнике у Риббентропа. Казалось, поворотный пункт уже виден. На следующий день Оскар фон Гинденбург прибыл к Риббентропу на чай. «Судя по всему, – отметил последний, – канцлерство Гитлера, при наличии нового национального фронта, не столь уж безнадежно». Оскар пообещал, что прежде, чем его отец примет решение, он еще раз побеседует с Риббентропом.

Далее последовало обращение к «Стальному шлему» и Немецкой национальной партии. Непостоянного и импульсивного Зельдте удалось склонить к сотрудничеству довольно быстро. Дюстерберг, уже имевший опыт общения с нацистами, отверг саму идею о сотрудничестве. Гугенберг занимал промежуточную позицию между ними – не то чтобы он и думать не хотел о сотрудничестве, но ему не хотелось связываться со скользким и необязательным фюрером.

Все попытки переубедить Гинденбурга оставались безуспешными. Хотя он больше не отвергал мысль о назначении Гитлера, все же выбор оставался неизменным – канцлером должен быть Папен. Все его приближенные были уверены, что он не назначит Гитлера канцлером. Если Шлейхер уйдет в отставку, его преемником станет Папен. Одинокий и оторванный от жизни маршал, упрямый, как все старики, он и подумать не мог, что Папен может быть еще менее популярен, чем Шлейхер.

Гинденбург больше не сомневался, что со Шлейхером необходимо расстаться. Генерал уже не был незаменимым как министр рейхсвера. Достойного кандидата на этот пост маршал нашел в лице генерала Вернера фон Бломберга. Этот командир корпуса из Восточной Пруссии был частым гостем в Нойдеке. Он имел приятные манеры, естественный шарм и очень нравился маршалу. Он был одним из немногих генералов, симпатизировавших нацистам, и внимание президента к нему было привлечено приближенными Гитлера. Маршал неоднократно прибегал к его советам за спиной Шлейхера. Бломберг категорически не советовал использовать армию против нацистов. Учитывая тот факт, что симпатии к нацистам среди солдат и офицеров рейхсвера довольно сильны, Бломберг предсказывал неизбежное поражение рейхсвера в борьбе против СА и СС. Наилучшим решением Бломберг считал назначение Гитлера канцлером. Он не сомневался, что армия поддержит правительство, которое возглавит Гитлер[61].

Политические маневры и интриги последующих дней трудно проследить. Сохранившиеся документы содержат, по большей части, заявления, сделанные или написанные намного позже. В них часто перепутаны имена и даты, воспоминания обрывочны и противоречивы. Более или менее точно все источники передают только напряженную атмосферу тех дней, окружавшую главных участников событий. За исключением фюрера нацистов, все они были подхвачены вихрем собственных козней и стремились к Гитлеру, как мотыльки, летящие к пламени, в котором должны неминуемо погибнуть. В самой гуще событий, смутно представляя, что происходит вокруг, находился старый маршал, тщетно старавшийся, чтобы его не унесло потоком событий, но не имевший ни сил, ни реальной альтернативы, чтобы пытаться изменить направление движения.

Шлейхер, ничего не зная о появлении Бломберга, продолжал считать себя единственным представителем интересов рейхсвера. В качестве такового он был уверен, что будет играть ключевую роль в любом правительстве, не важно кем возглавляемом. Его первым побуждением, после аудиенции у Гинденбурга, было предложение Хаммерштейну позвонить Гитлеру и проинформировать его, что рейхсвер «ни при каких обстоятельствах не может согласиться на его канцлерство». Шаг был бесполезным и неразумным. Гитлер это понимал и позаботился о том, чтобы Гинденбургу немедленно сообщили о предупреждении Хаммерштейна. Когда последний на следующее утро явился к президенту, он был удостоен лишь хмурого приветствия: маршал не желал, чтобы его генералы вмешивались в политику. «Если генералы не будут подчиняться, я их всех уволю». Хаммерштейн заверил президента в полной лояльности рейхсвера, и тот в конце концов сменил гнев на милость.