На нем был войлочный свитер в полоску — коричневая и голубая, коричневая и голубая — с огромной дырой под мышкой. Свитер был натянут на голое тело, и когда он поднимал руку — а он ее периодически поднимал, чтобы поправить падающую на лоб прядь когда-то, наверное, блестящих, а сейчас словно присыпанных пеплом волос, — так вот, когда он поднимал руку… в огромной дыре бесстыдно сияла волосатая подмышка. И я тупо, как кролик, не могла оторвать взгляд от этой отвратительной дыры, от этой чужой заросшей наготы. Так, наверное, смотрят на людей, имеющих какое-то увечье. Шесть пальцев или заячью губу. Хочется отвернуться, ты прекрасно знаешь, что смотреть нельзя, а взгляд все равно приклеивается. Как жевательная резинка — к подошве. Только ножом отскребается.
Но дело не в этом. Он был какой-то полугрязный. Я не знаю, где грань между чистым и грязным и каким образом измеряется эта половинчатость, но он был именно полугрязным. Покупал бутылку самого дешевого вина и две банки пива. И расплачивался медяками. Центами. В буквальном смысле. Высыпал кассирше две горсти монеток достоинством один и два цента — выгреб откуда-то от глубин аляповатых гавайских шорт. Вообще, вот этот вот кричащий диссонанс — плотный, дырявый свитер в полоску при почти тридцатиградусной жаре и люминесцентными красками светящиеся шорты — пугал уже сам по себе. Без всяких подмышек и медяков.
Бродяга высыпал деньги. Девушка начала считать. И у нее на лице отразилась та же самая половинчатость-перепончатость! Очень противно было брать у него деньги, очень. Просто физически ощущалось, что ей хочется вытереть руки. Она их и вытирала периодически о форменную футболку — ну, вроде как вспотели. Непроизвольно, конечно же. И считала, считала.
Сколько может стоить бутылка вина? Сколько-то стоит, и надо все пересчитать. Но очень противно. С другой стороны, клиент. И раздирала ее эта половинчатость во все стороны. На чистеньком, не испорченном дешевой косметикой лице — гримаска отвращения. От хорошей жизни в кассирши редко идут. Но она справилась с собой, собрала мелочь, даже улыбнулась ему. Bitte sch"on![13]
Мужчина улыбнулся в ответ, в последний раз вскинул вверх худую, жилистую руку, отбрасывая сальную прядь. Забрал свои покупки и ломкой, подпрыгивающей походкой простудившейся цапли направился к выходу. Кассир спрыснула ленту дезинфицирующим средством. На кассе в это время ждали своей очереди последние покупатели.
И всю эту картину откуда-то сбоку, из-за полок наблюдал менеджер магазина. Я его часто там видела — пожилой, подтянутый человек, не гнушающийся любой работы. Может и ящики сам разгрузить, и за кассу сесть, и полы помыть. Из тех начальников, которые подают пример.
И после того как девушка, помыв ленту, жизнерадостно улыбнулась следующему клиенту — девчушке с хлопьями, подошел к ней сзади и тихонечко — но мы же все совсем рядом, все слышно — шепнул ей на ушко:
— Еще раз так сделаешь — выкину сразу же! И никуда больше не устроишься. Это клиент! Какой бы ни был. Хоть сто евро по центам принес. Это КЛИЕНТ!
Девочка стала пурпурной и так же шепотом ответила:
— Извините! Извините, пожалуйста, все! Больше никогда не повторится.
И все стоящие в очереди почему-то уткнулись глазами в пол.
Какие выводы можно сделать из этой истории? Я не знаю, честно говоря. Мне просто хотелось показать, что даже к таким совсем опустившимся людям все же стараются относиться с максимальным уважением.
• История с белыми мишками, описанная выше, совершенно не криминальна. И если вы попытаетесь заявить в полицию о том, что только что САМОЛИЧНО подписали чек на круглую сумму, ибо поначалу было решили спасать обезьян в сельве Амазонки, а потом почему-то обиделись на Дарвина — по его теории человеку должно житься лучше, чем обезьянам, а в жизни — все наоборот, и передумали…
Скорее всего, офицеры сочувственно пожмут плечами и посоветуют вам впредь быть внимательными. Дело в том, что вы сделали пожертвование добровольно. Вас никто не принуждал силой отдавать деньги. А то, что вы не очень хорошо понимаете язык… Это не юридическая категория.
• Именно поэтому следует очень внимательно относиться к всевозможного рода «продавцам воздуха», шастающим по домам. Обычно они очень хорошо осведомлены о том, какая именно публика живет в том или ином районе. Если там сосредоточено много иностранцев, то, соответственно, число коробейников будет в разы выше, чем в районе с коренным населением. Иностранцу намного проще продать все что угодно — он не знает тонкостей законодательства, он не владеет в должной мере языком, он просто стесняется послать незваных гостей подальше.