Германия в ХХ веке

Ссылки на временность создаваемого государственного объединения отличали Основной закон ФРГ от мировой конституционной практики. В преамбуле говорилось о том, что его действие распространяется и на тех немцев, которые лишены права свободно выражать свое мнение. Впоследствии это стало правовой основой для претензии Бонна на единоличное представительство национальных интересов. Статья 146 предусматривала, что после воссоединения страны будет созвано Национальное собрание и разработана новая конституция. Временный характер Основного закона стал одним из секретов стабильности западногерманской демократии – в нем содержался минимум положений, заимствованных из партийных программ и способных стать поводом для затяжных идеологических дебатов. Члены Парламентского совета, собравшиеся в провинциальном Бонне, в целом избежали давления влиятельных общественных организаций, таких как христианские церкви или Объединение германских профсоюзов. Открытость социально-экономических основ будущего государства (статья 14 подчеркивала, что собственность должна служить благу общества, статья 15 предусматривала возможность социализации отдельных предприятий, а статья 20 содержала понятие социального государства, не раскрывая его) резко контрастировала с общественными настроениями первых послевоенных лет, нацеленными на перспективу социалистических преобразований.

Несмотря на дефицит времени и эмоциональное воздействие берлинской блокады, работа над Основным законом ФРГ была проделана с немецкой тщательностью. Его ключевые положения оказали значительное воздействие на государственное строительство стран Восточной Европы после их освобождения от коммунистической диктатуры. Многие формулировки российской конституции 1993 г. выдают заимствования из Основного закона ФРГ, ставшего необходимым, хотя и не достаточным условием формирования стабильного правового государства с эффективно действующей многопартийной демократией.

Первые шесть лет истории ФРГ сферу его действия ограничивал Оккупационный статут, принятый на Вашингтонской конференции в апреле 1949 г. Три западные державы сохраняли за собой контроль над соблюдением (Beachtung) государственного законодательства, проведение демилитаризации и обеспечение выплаты репараций, эксплуатацию рурского бассейна и даже содержание в тюрьмах нацистских преступников. «В случае нарушения собственной безопасности, угрозы демократической форме правления в Германии или вследствие иных международных обязательств» они могли вернуть себе всю полноту исполнительной власти. После провозглашения ФРГ функции контроля над соблюдением положений Оккупационного статута были возложены на «Союзническую высокую комиссию», местопребыванием которой стала резиденция Петерсберг в пригороде Бонна. Великобритания, США и Франция продолжали рассматривать свои сектора в Берлине как особую административную единицу. Тем не менее на нее было распространено западногерманское законодательство, представители этого полугорода-полугосударства вошли с правом совещательного голоса во все федеральные структуры.

Еще до вступления в силу Основного закона (23 мая 1949 г.) на территории будущей ФРГ развернулась острая предвыборная борьба. Националистические выпады, личные оскорбления, обилие компрометирующего материала о контактах той или иной партии с покровительствующей ей военной администрацией – все это заставило мировую прессу вспомнить худшие традиции политической культуры Веймара, когда-то приведшие к власти партию Гитлера. Впрочем, мнения о «неисправимости» немцев были явно преувеличенными – присутствие оккупационных властей и шок тотального поражения, который определял общественное сознание и на Западе, и на Востоке Германии, не оставлял реваншистским силам шансов легальной политической деятельности.

Главным полем предвыборных баталий стала альтернатива «плановое хозяйство или свободная рыночная экономика», отвечавшая социально-экономическим программам двух крупнейших партий. Если бы выборы состоялись на полгода раньше, социал-демократам удалось бы собрать под свои знамена большинство населения, недовольного рискованным «прыжком в холодную воду». С точки зрения неолибералов «социальная справедливость являлась конечной целью экономического подъема, а не его отправной точкой, на чем настаивала СДПГ» (Т. Эшенбург), что делало их позицию особенно уязвимой в условиях всеобщей нужды и хозяйственного хаоса. Однако к лету 1949 г. признаки оздоровления западногерманской экономики были уже налицо, и формально беспартийный Эрхард стал главным агитатором (Wahllokomotive) ХДС/ХСС. Многим импонировали его хладнокровие и самоуверенность, способность убеждать военные власти в своей правоте, избегая громких конфликтов с ними. Наконец, профессорский титул Эрхарда как нельзя лучше дополнял политические инстинкты лидера христианских демократов.