Германия. В круговороте фашистской свастики

В точном соответствии с диктотариальной идеологией находится и организационная структура самой национал-социалистической партии. Опять-таки она целиком заимствована у итальянского фашизма, в свою очередь, перенявшего ее в основном у большевиков: в этом смысле Ллойд Джордж назвал, как известно, Ленина — «первым великим фашистом наших дней». Конечно, не кто иной, как именно Ленин должен быть признан в нашу эпоху отцом и наиболее глубоким теоретиком этого организационного принципа, сочетающего в себе живую непосредственную ориентацию на широкие массы с повышенной оценкой значимости руководства, авторитета и жесткой дисциплины. Орденское братство сочетается с орденской иерархией и орденским послушанием. У Ленина эта организационная идея была связана с коммунизмом, с подновленным марксистским миросозерцанием и собственной, тщательно продуманной философией современной эпохи. Фашизм стремится поставить взятый у Ленина организационный принцип на службу другому политическому и историософскому миросозерцанию. У фашизма свой большой стратегический план; кое в чем он своеобразно пересекается и перекликается с большевистским, во многом ему противоречит. Диалектика этих двух значительнейших идеократических систем нашего времени на фоне объективной диалектики наличных социальных сил и тенденций наполнит собой, вероятно, ближайший период мировой истории.

«Фашистская партия, — гласит формула Муссолини, — это армия и порядок; в нее входят, чтобы служить и повиноваться». При такой орденской, милитаризованной организации легко понять, какое исключительное значение получает руководство, командование, штаб. «Нужна строжайшая централизация и дисциплина внутри политической партии пролетариата, — писал Ленин, — чтобы организаторскую роль пролетариата проводить правильно, успешно, победоносно». Вот почему придавал он всегда первостепеннейшее значение «выработке хороших, надежных, испытанных и авторитетных вождей». «Партия должна выть вылита из одного куска, — вторит Ленину его ближайший ученик и соратник Зиновьев. — Громадная сложная машина приводится в действие находящимся в центре тонким, усовершенствованным механизмом. На этом механизме не должно быть ни пылинки — иначе вся машина пойдет не так, а то и остановится вовсе». «Партия есть единство воли», — комментирует Ленина Сталин.

Но в то время, как ленинская доктрина связывает партию теснейшим образом с рабочим классом, авангардом и главою которого она является, фашизм пытается теоретически осмыслить и практически осуществить возможность сверхклассовой национально-государственной партии: «сотрудничество классов, развитие всех национальных энергий» (Муссолини). Гитлер в этом отношении всецело следует за фашизмом: бурно атакуя марксистский догмат классовой борьбы, он ему противополагает, как мы уже знаем, догмат расового и национального единства.

Далее, заимствуя у Ленина формально организационный принцип строения партии, фашизм острее и специфичнее подчеркивает его диктаториальный, авторитарный характер. В большевизме, исторически укорененном в марксистскую социологию, личный момент, роль вождя или вождей — не выступает, не выпячивается столь демонстративно. В коммунистической партии доселе сохраняется выборность и центрального партийного комитета, и его генерального секретаря; авторитет и прочное положение руководства достигается мерами не уставного порядка, формально не фиксируется; центризм партийного аппарата объявляется «демократическим». Фашизм, напротив, формально провозглашает несменяемость дуче, открыто усваивает принцип водительства, авторитарной иерархии, назначаемость сверху на все партийные должности. Он возводит в теорию исторически сложившуюся большевистскую практику, порывает и с самим обрядом демократической выборности, как-либо излишним, либо вредным, лелеет самую идею вождизма как главу угла.

«Нужно воспринимать меня как миф!» — восклицает Муссолини. Кажется, еще немного, и он обожествит себя, как Диоклетиан. «Настало время сказать: немногие и избранные… Жизнь возвращается к индивидууму».

Совсем иной стиль у большевиков. Ленин постоянно настаивал на органической сращенности масс — через класс и партию — с вождями, поскольку последние отвечают своему назначению: «договориться до противоположения вообще диктатуры масс диктатуре вождей есть смехотворная нелепость и глупость».

Вождистский авторитет Сталина ныне всемерно крепится партийным аппаратом. Но сам диктатор никогда не позволит себе авторитарного жеста. Напротив, он не упустит случая подчеркнуть неоспоримость изначального приоритета масс. Недавно, в феврале этого года, на съезде колхозников-ударников, он использовал для характерной демонстрации письмо неких безвестных безенчукских колхозников, в котором, по обыкновению, превозносились подвиги советских вождей под руководством тов. Сталина.