Германо-польская война

Это письмо осталось без ответа. Что же можно было ответить? "Мы вступили в войну, - пишет французский исследователь де Барди, - с целью помочь Польше, но не имея на то ни желания (подчеркнуто нами. - Д. П.), ни средств"{129}. Да, прежде всего именно желания. Не в планах правительств Чемберлена и Даладье было выполнять обеты, данные польскому союзнику. Гораздо лучшим исходом казалось пожертвовать Польшей и позволить гитлеровским армиям выйти к границам Советского Союза. Можно было предполагать - и для этого имелось немало оснований, - что в определенных условиях вермахт уже сейчас пересечет эти границы. Но правда ли, что у Франции не имелось средств для поддержки поляков? Действительно ли союзникам нечем было оказывать помощь? Это немаловажный вопрос, так как и доныне подобное объяснение остается главным в системе оправданий бездействия союзных армий на германской границе в период разгрома Польши.

Осенью Франция отмобилизовывала 110 дивизий. Из них 14 находилось в Северной Африке, 10 - на итальянской границе, 86 предназначалось против Германии. До 1 сентября во Франции было призвано 1550 тыс. резервистов. Всего к моменту начала войны французская армия насчитывала в строю на своей территории 2100 тыс. человек{130}. Всего вооруженные силы Франции имели в строю на 27 августа 2674 тыс. человек. Кроме того, на континент прибывали 4 английские дивизии. Этим силам противостояла очень слабая немецкая группировка - группа армий "Ц" в составе 33 дивизий, в их числе 19 резервных с немногочисленной артиллерией{131}. "Западный вал", вокруг которого фашистская пресса вела пропагандистскую шумиху и которым Гитлер намеревался прикрыть границу, еще не был готов. Резерв главного командования сухопутных сил составляли только 4 резервные дивизии{132}. Ясно, что Франция и Англия в начале сентября после объявления войны имели все возможности выполнить свои союзнические обязательства перед Польшей. Можно предположить, что, если бы в первой декаде сентября 1939 г. союзники перешли в наступление на западе примерно 80 дивизиями против 33 немецких, гитлеровскому командованию для ведения успешной обороны, а затем для перехода к активным действиям потребовалось бы на первых порах увеличить свою группировку на Западном фронте по крайней мере в два раза, то есть перебросить на запад дополнительно примерно 30-35 дивизий, а затем, чтобы превзойти союзников, еще около 25 дивизий. Не имея возможности быстро отмобилизовать новые соединения, гитлеровское руководство, чтобы защитить территорию рейха, вынуждено было бы, помимо ввода резерва ОКХ, последовательно снимать с польского фронта в общей сложности по крайней мере 25 дивизий, что решительно облегчило бы положение поляков, так как наступающая против них группировка уменьшилась бы почти в два раза. Однако союзное командование и пальцем не пошевельнуло, чтобы превратить реальную возможность в действительность. Оно стало верить в символическую, бескровную войну с Германией, войну, которая, подобно объявленной, но не состоявшейся дуэли, станет лишь поводом для "почетного мира" и даст моральное право, "не теряя чести", сговориться с Гитлером за счет Востока.

Так складывалось известное положение, которое вскоре получило наименование "странной войны"{133}. Союзные руководители не верили в настоящую войну и рассчитывали на мир с Германией. Л. Эмери пишет в своих мемуарах: "Концепция "странной войны", как ее вскоре презрительно окрестили в Америке, была не нова. По существу говоря, именно эту идею Чемберлен и его коллеги по кабинету так усиленно старались внушить французам перед Мюнхеном"{134}. Мюнхенцы не теряли надежды, что, увлеченный своими победами, Гитлер уже сейчас продолжит поход дальше на восток и ввяжется в войну с Советским Союзом. Если этого не произойдет немедленно, то, во всяком случае, отсутствие такого буфера, как Польша, позволит гитлеровской армии прийти в соприкосновение с советской границей, а затем в какой-то момент при удобном случае перешагнуть ее.

Дезорганизация высшего командования завершилась отъездом в ночь на 7 сентября главнокомандующего Рыдз-Смиглы с частью офицеров Генерального штаба из Варшавы в Брест{135}. В Варшаве остался начальник Генерального штаба Стахевич с небольшой группой офицеров. Отъезд главнокомандующего мотивировался угрозой прорыва к Варшаве немецких подвижных войск.

Союзники предали Польшу. Но, сделав это, они обманули не только поляков, но и самих себя, ибо очень скоро гитлеровские армии, которым старательно открывалась дорога на восток, повернули на запад.

2

В то время, когда союзники тешили себя иллюзиями, когда солдаты французской армии на передовых позициях копали свои огороды и состязались в футбол, польский фронт, истекая кровью, рушился под ударами гитлеровских танковых и воздушных армад.