Читаем Германские канцлеры от Бисмарка до Меркель полностью

Первым делом, которым поторопился заняться Гогенлоэ и на котором он жестоко оскандалился, был знаменитый каторжный законопроект — дополнение к уголовному кодексу, которое грозило строгими карами за подстрекательство к наказуемым деяниям, подстрекательство солдат к нарушению дисциплины, а всех вообще — к сопротивлению властям, за нападки на религию, монархию, брак, семью и собственность, а также за одобрение всех этих преступлений. Словом, это должно было стать повторением закона против социал-демократов. Все эти меры в свое время фигурировали в проекте уголовного кодекса, но были провалены рейхстагом. В обществе поднялась волна протеста, ибо стало ясно, что новый закон является таким же покушенем на культуру, каким был и школьный закон. Многие представители литературы и науки опубликовали коллективные протесты. Под одним из них стояли имена известного экономиста Ад. Вагнера, профессора педагогики Фридриха, юриста Фёрстера, Франца Листа, под другим — знаменитого немецкого историка, лауреата

Нобелевской премии Моммзена, немецкого общественного деятеля, врача Рудольфа Вирхова, философа Теобальда Циглера, художника Адольфа Менделя, писателей Густава Фрейтага и Теодора Фонтане. Многие опубликовали свои протесты индивидуально. К числу их принадлежали писатель Фридрих Шпильгаген, натуралист Эрнст Геккель, экономист Луйо Брентано, философ Фридрих Паульсен. Из Мюнхена рейхстаг получил резкую резолюцию баварского общества литераторов и ученых. Во всех петициях указывалось на то, что поправка к уголовному кодексу, если только она будет принята, сделает невозможной и свободную критику, и независимую культурную работу. Об отношении радикальной части общества и социал-демократов к этому закону не стоит и говорить.

Провалу проекта кроме общественного негодования способствовала также его доработка в комиссии рейхстага, в которой большинство принадлежало клерикалам. Комиссия смягчила общие положения проекта, но усилила наказание за выпады против религии и церкви. Был введен параграф, карающий за восхваление богохульства и поношение церковных учений. Это доводило до абсурда весь проект. Он в значительной мере лишился своей прелести в глазах правительства и консерваторов. 11 мая 1895 г. предложение Гогенлоэ было отклонено рейхстагом.

Дебют нового канцлера был, таким образом, громким, но неудачным. Чтобы сгладить впечатление от позорного провала, нужно было приниматься за серьезные реформы. И правительство стало торопиться. В феврале 1896 г. бундесрат вытащил последнюю из залежавшихся у него в портфеле бумаг о мерах защиты труда: указ о 12-часовом рабочем дне в пекарнях.

В июле 1896 г. была проведена наконец принципиальная имперская реформа, ожидавшая своей очереди с 1870 г. Рейхстаг принял общеимперский гражданский кодекс, который должен был вступить в силу 1 января 1900 г.

С репрессивными мерами после трескучего провала каторжного законопроекта Гогенлоэ вообще стал осторожнее. Между тем одну такую меру он был обязан внести в рейхстаг — проект о защите свободы труда во время стачек. У этого проекта была своя история. Под влиянием саарского угольного магната Штумма и его друзей 6 сентября 1898 г. Вильгельм произнес речь, в которой заявил о подготовке нового закона, «по которому каждый — он может быть кем угодно и называться как угодно — кто попытается мешать немецкому рабочему, желающему выполнить свою работу, или станет подстрекать его к забастовкам, будет наказан каторжной тюрьмой». В этих словах император, очевидно, что-то напутал, ибо отправить на каторгу за такое «преступление» противоречило всей сути и духу немецкого законодательства. Юристы долго пытались понять, как можно выпутаться из казуса, созданного августейшим оратором, но так и не сумели этого сделать. В новом проекте кара за насильственные меры против желающих работать была увеличена лишь слегка, а каторга стала наказанием за участие в стачке, угрожающей безопасности империи, жизни и собственности. Рейхстаг сразу же отверг проект (20 ноября 1899 г.). Против него высказались и Центр, и национал-либералы, испугавшиеся, что вступление на путь таких репрессий может привести империю к самой откровенной реакции. За него выступили только консерваторы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Вторжение жизни. Теория как тайная автобиография
Вторжение жизни. Теория как тайная автобиография

Если к классическому габитусу философа традиционно принадлежала сдержанность в демонстрации собственной частной сферы, то в XX веке отношение философов и вообще теоретиков к взаимосвязи публичного и приватного, к своей частной жизни, к жанру автобиографии стало более осмысленным и разнообразным. Данная книга показывает это разнообразие на примере 25 видных теоретиков XX века и исследует не столько соотношение теории с частным существованием каждого из авторов, сколько ее взаимодействие с их представлениями об автобиографии. В книге предложен интересный подход к интеллектуальной истории XX века, который будет полезен и специалисту, и студенту, и просто любознательному читателю.

Венсан Кауфманн , Дитер Томэ , Ульрих Шмид

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Языкознание / Образование и наука