Читаем Германский офицерский корпус в обществе и государстве. 1650–1945 полностью

В ходе XIX столетия огромное значение придается попытке с помощью этого эдикта (сверх общего обещания о защите и покровительстве, впрочем, слишком общего, чтобы иметь практическую ценность) принять поистине эффективные меры, чтобы люди могли, не прибегая к дуэли, ограничиться сатисфакцией стороне, оскорбленной действием или словами. На этот счет в статье 11 указано, «что все оскорбления, не важно, состоящие из взглядов или жестов, дурных или обидных слов, должны в соответствии с тяжестью и обстоятельствами быть наказаны в суде согласно устному или письменному приказу посредством временного отстранения от службы, денежным штрафом, тюремным заключением или наказанием или, в случае аристократа, изъятием права на ношение меча. Такие деяния, как удары, затрещины или швыряние предметов в голову и т. д., влекут за собой наказание в виде тюремного заключения на три или четыре года. Но предварительно, до заключения виновного под стражу, он должен в присутствии других почтенных людей заявить, что он готов получить такие же удары и оскорбления от обиженной им стороны, и объявить устно либо письменно, что он поступил жестоко и неразумно, и попросить оскорбленную сторону простить его и забыть все это дело». Позднее среди всех пасторов распространилось правило, что один раз в год, в конце воскресной службы, они должны были напомнить своей конгрегации об этом эдикте. В последней статье эдикта даже запрещалось «всем подряд, к какому бы сословию или достоинству они ни относились, осмеливаться подавать нам ходатайство или прошение о снисхождении, например, в связи со счастливыми родами нашей королевы, рождением или свадьбой одного из наших принцев или принцесс и тому подобным, дабы не вызвать нашего негодования и недовольства».

Этот эдикт 1688 года дает нам представление о двух аспектах социальной жизни, которыми историки склонны пренебрегать, но которые помогают нам в понимании интеллектуального и социального развития в период после Тридцатилетней войны, когда мир современных государств еще только принимал свои формы. Эдикт также позволяет взглянуть на мир конституционных и этических идей, господствовавших в Пруссии. Для нас ценно то, что мы имеем дело с первым тщательно разработанным планом полного искоренения дуэльных поединков. Этот план до некоторой степени логичен: он не только угрожает дуэлянтам наказанием, но и идет дальше, устанавливая определенные правила для обеспечения обиженной стороне сатисфакции, посредством обыкновенного судебного процесса.

О тщательности, с которой курфюрст занимался этим предметом и пытался, по крайней мере, подстраховаться от всех возможных случайностей, свидетельствует тот факт, что его эдикт во многом был воспроизведен в законе, изданном его преемником в 1713 году. И все же Фридрих-Вильгельм I ограничил пределы применения смертной казни: для дуэлей без фатального исхода предписывалось лишь тюремное заключение сроком от восьми до десяти лет, а если в результате дуэли один из участников погибал, то наказание зависело от «летальности» раны.

Фридрих Великий подтвердил эдикт 1713 года, не добавив к нему ничего от себя. Его личная точка зрения на сей счет изложена в диссертации, которую он написал в 1749 году, – «Основания, на которых должны составляться или отменяться законы».

После прочтения прославленного трактата Esprit de Lois («Дух закона») Монтескье, в котором философ назвал честь принципом монархии, Фридрих, осуждая практику дуэлей, применял следующие выражения: предубеждения; ложные взгляды; спутанные идеи о вопросах чести; эта варварская мода; это ошибочное представление о чести, которое стоит жизни столь многим хорошим парням, от которых страна могла бы ждать, что они сослужат ей великую службу.

Он все еще полагал, что дуэль можно простить в том случае, если в ней участвовал военный, который мог быть уволен со службы и не сможет служить ни в одной стране Европы. Другими словами, Фридрих Великий сам был вынужден отступить, когда на практике столкнулся с классовым сословным менталитетом, классовыми обычаями и классовым деспотизмом своего офицерского корпуса. Он справедливо и обоснованно полагал, что эту трудную, щекотливую проблему может разрешить одно лишь общественное мнение. Поэтому он поддерживал идею созыва генерального конгресса всех князей и принцев Европы, которые были согласны подвергнуть остракизму любого, кто, презрев запреты, принимал участие в дуэли, и которые отказывали во всяческой защите этому сословию убийц и наказывали дерзких правонарушителей со всей строгостью.

Эта идея ни в малейшей степени не является свидетельством добрых намерений, которыми был движим просвещенный автор. Она отражает те невообразимые трудности, с которыми сталкивался даже абсолютный монарх величины Фридриха Великого, когда дело доходило до открытого столкновения с глубоко укоренившимся сословным самомнением и предрассудками офицеров, которые во всех прочих аспектах были ему всецело преданы.

Глава 16

Пруссия: введение трибуналов чести

Перейти на страницу:

Похожие книги

Феномен мозга
Феномен мозга

Мы все еще живем по принципу «Горе от ума». Мы используем свой мозг не лучше, чем герой Марка Твена, коловший орехи Королевской печатью. У нас в голове 100 миллиардов нейронов, образующих более 50 триллионов связей-синапсов, – но мы задействуем этот живой суперкомпьютер на сотую долю мощности и остаемся полными «чайниками» в вопросах его программирования. Человек летает в космос и спускается в глубины океанов, однако собственный разум остается для нас тайной за семью печатями. Пытаясь овладеть магией мозга, мы вслепую роемся в нем с помощью скальпелей и электродов, калечим его наркотиками, якобы «расширяющими сознание», – но преуспели не больше пещерного человека, колдующего над синхрофазотроном. Мы только-только приступаем к изучению экстрасенсорных способностей, феномена наследственной памяти, телекинеза, не подозревая, что все эти чудеса суть простейшие функции разума, который способен на гораздо – гораздо! – большее. На что именно? Читайте новую книгу серии «Магия мозга»!

Андрей Михайлович Буровский

Документальная литература