Дорога к церкви Николы Тульского шла мимо пожарищ, на которых кое-где белели свежесрубленные домики. Солнце так припекало, что трава, коей поросла улица, казалась пожухлой, а местами, ближе к пожарищам, совсем выгорела. Но город понемногу оживал. Над колодцами появились новые укрытия и журавли. Дети затевали свои игры прямо на улице. Но меньшие держались ближе ко двору, испуганно глядя на монахов в чёрных мантиях и чёрных клобуках. Попрятавшиеся от жары собаки вдруг выскакивали, чтобы облаять медленно бредущих по дороге людей. Со дворов доносилось:
— Поймай кобеля! Нехай не гавкае!
— Сама-от пошто не поймаешь?
— Чего рот-то раззявил? Перекрестись! Али не видишь — вон наш поп идёт! Он те на проповеди припомнит.
— Какой тебе поп! То — монах!
Отрываясь от дел, погорельцы понемногу пристраивались к необычной процессии — с тайным намерением попросить у Всемилостивой Царицы Небесной помощи и утешения. Колокольный звон над городом, переливаясь разными голосами, укреплял эти надежды, отогревал надломленные суровой судьбой души. Сторонкой брели нищие — в ожидании той минуты, когда начнут раздавать милостыню.
И хотя всех этих людей объединяло желание узреть новую святыню, всяк думал свою думу. И может быть, самой беспокойной была дума Гермогена. Он шёл неподалёку от владыки, и мнилось ему, что владыка сердит на него. И непонятно было, за что владыка оказал ему такую честь — обретение новоявленной иконы? И это после всяких нестроений на совете, виной чему был он, Гермоген! Нет, он не раскаивался в том, что пошёл против самого воеводы. Когда надо было стоять за правду, он не стеснялся никакими светскими отношениями. Молчанием предаётся Бог. Или не молчанием прогневили мы Господа нашего! Ещё менее сожалел он о том, что лишил благословения опричников. Или они христиане? Алчная душа их не знает Бога! Наполняя руки свои имениями и деньгами, ведают ли они о заповедях Христовых? Отчего же смутен Гермоген? Он чувствует, что досадил святому старцу, нарушил его покой.
Между тем митрополит Иеремия вместе с освящённым собором уставно и чинно приблизился к месту, которое ещё недавно было пожарищем, а ныне являет собой временную обитель святой иконы.
Вперёд выдвинулся Гермоген. И сколь же торжественно-величавой была его фигура! Осеняя себя крестным знаменем, он поклонился святому месту, затем упал на колени и сделал несколько поклонов. Произнёс:
— Благослови, Царица Небесная!
Простёр могучие сильные руки и осторожными, но уверенными движениями начал приподнимать святыню. На миг прикрыл веки: такой яркий свет ударил в очи. В сиянии был не только лик Богоматери, но и всё пространство на иконе. Не смея вглядываться в святое изображение, поднял икону перед собой. В толпе послышался робкий благоговейный шёпот.
Всё дальнейшее совершалось по уставу и чину. Первым приложился к иконе владыка. Его суровое лицо смягчилось восторженным умилением. По лицу потекли слёзы. В светлых глазах — доброта и беззащитность смиренного человека. Он произнёс звучным, но слегка надтреснутым от старости голосом:
— О, Пресвятая Матерь Божья! Чем заслужили мы Твой высокий промысел о наших грешных душах? Что подвигло Тебя к сошествию в сей многогрешный град? Прости нас, Всемилостивая, что не вдруг уразумели сие.
Далее к иконе приложились прочие чины, и она вновь вернулась в руки Гермогена. Он остановил на ней трепетный взор, и черты Богоматери поразили его скорбью. И подумалось ему, что Её скорбь о Сыне многострадальном, о предречённой Ему смертной тоске. Ведает ли Он о своём крестном пути? В чертах Его недетская твёрдость и словно бы готовность к чему-то. Се грядёт Сын Божий...
...В церкви всё готово принять икону. Установлен аналой, подобный церковному престолу, высокий столик со столешницей, покрытый золотой парчой. От обилия свечей такое сияние, будто от солнца, когда оно начинает подыматься к зениту. Ни робкий шёпот позади, ни треск свечей — ничто не отвлекает Гермогена. Устанавливая икону перед лицом входящих в церковь людей, он молитвенно священнодействует. Он чувствует, как от иконы идут неведомые таинственные токи, и в нём словно что-то звенит. Сейчас к ней станут припадать люди, жаждущие исцеления. Спасти бы, исцелить несчастных людей от недугов и хвори. «Даруй, Владычица, спасение сирым сим, смятенно дожидающим новой беды!»
Думает Гермоген и о том, как поддержать церковь, приходящую в упадок. Обитель Николы Тульского не имела ни денежного жалованья, ни хлебной руги[25]. Прежде многие церкви держались помощью монастырей, но ныне царь передал монастырские угодья в казну. Да Богоматерь сжалилась над ними, послала свою скорую помощь. Для убогой церкви сия святыня — богатство. Недаром молвится: «Убогим Бог прибыток». Вон сколько народу притекло к Николе Тульскому! Вся Казань будет тут.