Гермоген

И много было у царя Василия таких милостивых «наказаний» и указов. Добром они не кончались, и смута от них была великая.

В этом убеждает и псковская история.

Боярин Пётр Шереметев в своё время изменил Годунову, отказался повести войско на самозванца, заявив: «Трудно против природного государя воевать». Думать ли, что человек, изменивший один раз, не изменит в другой? Между тем царь Василий оставил Петра Шереметева у себя в приближении. «Благодарный» ему за это боярин организовал заговор, дабы сместить царя. И что же царь? Отправил его за это воеводой в благословенный город Псков.

Расскажем эту небольшую историю. В ней наглядная картина того, как люди низкие и корыстолюбивые легко развязывают смуту. И коварство таких людей было непредсказуемо.

Надо сказать, что Псков, несмотря на погром, в своё время учинённый в городе отцом Грозного Василием Иоанновичем[54], сохранял преданность московским царям. Поэтому когда Шуйский попросил у них денежного вспоможения для борьбы с самозванцем, псковичи радетельно собрали деньги и отправили их в Москву с пятью посланцами. Деньги эти были собраны людьми меньшими, которые так именовались по определению зажиточной части псковичан, называющих себя лучшими людьми. В летописи о них так сказано: «Гости, славные мужи, велики мнящиеся перед Богом и людьми, богатством кипящие». Они-то и воспользовались случаем, чтобы погубить «меньших» людей, «которые люди в правде против них говорили о градском житии и строении и за бедных сирот».

Воевода Пётр Шереметев решил воспользоваться разделением на «лучших» и «меньших» людей, чтобы учинить в городе смуту. Послал от имени «лучших» людей оговорную грамоту, обвиняющую тех пятерых, что повезли в Москву казну, в измене. Богатый псковитянин Григорий Щукин заранее похвалялся:

   — Которые поехали с казною, и тем Живоначальной Троицы верха не видать и в Пскове не бывать.

Но хитроумный коварник Шереметев не сумел продумать последствий и предусмотреть задуманное им. Среди пятерых посланцев был сыромятник Ерёма, которого воевода не велел вписывать в число «изменников» за то, что на него «Ерёма много всякого рукоделья делал даром». Вот и решил оградить от погибели своего верного данника, золотые руки которого сулили ему новые подношения.

Этот Ерёма и спас остальных. Он сыскал стрельцов-псковичан. Те кинулись в ноги царю Василию:

   — Тебе, царю, челом бьём: они не изменники.

   — Кладём свои головы за их головы.

Казнь «изменников», к счастью, отложили. Ерёма поехал в Псков и сказал, что на его товарищей «писана измена». Псковитяне всем городом били челом воеводе, дабы творили суд по правде и отозвали назад оговорную грамоту. Шереметев вынужден был посадить «лучших» людей в тюрьму, дабы спасти от ярости народной. Но и тут сумел нагреть руки — получил с богатых купцов большие деньги. Тем временем несчастные «изменники», попавшие в московскую тюрьму по ложному доносу, вернулись в Псков. Но добрые чувства псковитян к царю Василию уже не были столь добрыми. И в самом Пскове усилилась смута. И встали «большие на меньших, меньшие на больших, и так было к погибели всем».

И был о том разговор у Гермогена с царём Василием.

— Как и во Пскове, разделилось нынче царство Русское надвое. Не сыскать согласных и промеж двумя людьми. Как дознаться правды, когда всё творится в тайне, а делами людскими правит умысел бесовский? — говорил царь Василий.

После случая с псковичами он опасался предавать виновных казни, и пленные, захваченные у самозванца, были отправлены в Новгород и Псков. Но и там мнения разделились. Псковитяне пленных жалели, кормили (помня, видно, как своих ни за что обвинили в измене), а в Новгороде людей, передавшихся самозванцу, убивали.

Совершалось самое страшное: размывались границы между добром и злом. А это было дурным знаком. Правда, которой больше не верили, оборачивалась против самих людей.

18