— А как же! Так жалко мальчишку. Разбирал найденную гранату, она у него рванула в руках. Все лицо ему разворотило. Челюсть ему по кусочкам собрали, а пластику не сделать было. Так он и остался со шрамом во всю физиономию, и шрам такой неприятный, багровый, ужас. И кусочки металла въелись, еще и пятна черные по этому шраму.
— А когда это было? — спросила я просто для очистки совести.
— Сейчас скажу, — Ковалева задумалась. — Так, рвануло его семь лет назад, тогда ему было тринадцать. Сейчас уже двадцать ему. Но Пальцевы несколько лет назад переехали, да его и по возрасту с учета сняли…
— Пальцевы? — Я уже все поняла и была разочарована.
— Да, мальчик Феденька Пальцев. Мама — Пальцева Ирина Федоровна, папа — Пальцев Вячеслав Иванович. Другие данные надо?..
— Спасибо, Нина Васильевна. Оставьте их у Анатолия Дмитрича. Я как-нибудь заберу. — Я не стала говорить инспектору Ковалевой, что, к сожалению, мальчик Пальцев нас не интересует, мы уже установили нужного человека. Другого.
— Вы знаете, парень-то, в общем, был неплохой, и семья очень дружная.
Родители его очень любили, и он тоже их любил. Они очень переживали, когда Феденьку ранило.
Машинально я записала имена и мамы, и папы, и мальчика и засунула бумажку в ящик стола. Пусть мальчик Пальцев живет себе спокойно, хотя жалко его, конечно. Тем более что родители такие приличные, и все так друг друга любят.
После обеда приехал Крушенков с видом человека, который сделал невозможное. Он сказал, что подлежит занесению в книгу рекордов Гиннеса в связи с рекордными сроками получения установки на семью Горбунцов.
— Значит, так: папа с мамой живут по месту регистрации. Папа явно зашибает. Мама тоже не первой свежести, работает в торговле. Сын живет отдельно, место пока установить не удалось. Есть еще старшая дочь, живет с мужем в Москве. Сейчас в квартире внучка Горбунцов — дочка дочери, на каникулы приехала, восемь лет. Еще в квартире кошка и две собаки.
— Понятно, почему сынок дома не живет. В таком курятнике — кошки, собаки, племянницы, а у него работа нервная.
— Машины, кстати, никто у них отродясь не видел. За домом наблюдаем.
Как сынок появится, сразу сядем на хвост. Может, и лежбище найдем…
— А там — орудие убийства, — мечтательно сказала я.
— Ага, и три явки с повинной, заверенные у нотариуса. Но знаешь, что самое неприятное? Наши разведчики в парадной у этих Горбунцов наткнулись на типа с хвостиком, ну, с длинными волосами, который делал вид, что мочится в мусоропровод, но долго из парадной не уходил, топтался там.
— А они у него документы не проверили?
— Нет, они сначала решили, что это дружок младшенького Горбунца. А потом один вспомнил, что видел этого парня по телевизору.
— Черт! Трубецкой?
— Да, он. Пинкертон хренов. Что он у нас под ногами путается?
— Проводит журналистское расследование. Он обещал читателям держать их в курсе.
— Молодец. Может, нам еще сводки публиковать в газете тиражом полмиллиона экземпляров? И планы расследования?
— А что, такой случай уже был. Помнишь, когда начальником главка был Оковалко? В области ловили страшного бандита, с говорящей фамилией Аспидов.
Опера из кожи вон вылезли, аж на Камчатку ездили, чтобы информацию получить, и вычислили, что он в субботу должен прийти в некое кафе на встречу. Вся разработка на контроле, где только можно, начальству докладывают каждые два часа. А в пятницу Оковалко поперся на телевидение выступать, и ему там задали вопрос о ходе раскрытия страшного преступления. Ну он и ляпнул на всю Россию: все под контролем, преступник установлен, завтра он должен в четыре часа встретиться со своим соучастником в кафе по такому-то адресу, где и будет задержан. И сидит, очень собой довольный. И журналист тоже доволен.
— Вот уроды! Оперативники-то Оковалко не застрелили?
— Они чуть сами не застрелились. Между прочим, Аспидов до сих пор бегает. Сережа, а сколько времени будут наблюдать за Горбунцами?
— Пять дней постоят.
— А если он так и не придет за это время? Ну-ка, дай мне полные данные на родителей.
Сергей подвинул ко мне бумагу, и я, пробежав ее глазами, быстро нашла то, что нужно.
— Ну что, некоторые шансы у нас есть, нам повезло. Вот смотри, у мамы в субботу день рождения. Может, сын придет поздравить?
— Будем надеяться. Я тоже об этом думал. Но пока не лезем туда, да? Не допрашиваем, в прокуратуру не вызываем, сыном не интересуемся, так?
— Конечно, — я кивнула. — Только как бы этого юриста-журналиста шугануть? Чтобы он нам всю музыку не испортил. Ладно, он сейчас на лестнице дежурит, хотя тоже ничего хорошего — спугнет нам клиента запросто, а вот если он будет под ногами болтаться, когда начнем брать?
— Да, это проблема. Я подумаю. Открылась дверь, и появилась Зоя с чрезвычайно деловым видом.
— Маша, распишись. — Она шлепнула передо мной на стол бумагу.
— Что это?
— Приказ прокурора города.
— О чем?
— О том, что Сидор Сидорыч написал свой УПК[5]
, — встрял неслышно вошедший вслед за Зоей Горчаков.