– Все в ряд! – махал он воздетыми руками. – Лицом на север!
Оставалось только орать, а что еще делать? Что делать им всем? Солдаты начали хаотично перестраиваться; лица у одних сосредоточены, у других растеряны.
Ласмарк вынул меч, купленный по дешевке, с рукоятью, что могла рассыпаться при первых же ударах. Помнится, за него он отдал меньше, чем за парадный головной убор. Теперь об этом приходилось жалеть. Но тогда меч выглядел не хуже прочих, а майор Попол очень уж ревностно относился к внешнему облику своих офицеров на смотрах. Сейчас смотром не пахло; тем более жаль. Ласмарк оглянулся через плечо, ловя себя на том, что чувствует вкус крови от прокушенной губы. Северяне приближались быстро.
– Лучникам готовить луки, копьеносцы в позитуру…
Слова застряли в горле. Из деревеньки в завесе пыли вымахнула кавалерия – с фланга, совсем не малым числом. Послышались изумленные ахи; тревога у солдат сменялась паникой.
– Стоим! – выкрикнул Ласмарк.
Голос предательски дрогнул. Многие обратились в бегство, даром что бежать некуда и возможности спастись еще меньше, чем победить в бою. Взвешенно оценить расклад люди не могли. Было видно, как распадаются и рассеиваются другие роты. Вон майор Попол, подскакивая в седле, мчится во весь опор к реке, уже безо всякой рисовки. Быть может, если бы капитанам полагались лошади, рядом скакал бы и он, Ласмарк. Но капитанам лошади не положены. Во всяком случае, в Ростодском полку. Эх, надо было поступать в другой полк; а впрочем, лошадь ему не по карману. Пришлось бы занимать денег под большущий процент только на одно капитанство, на остальное бы не осталось…
Северяне продирались через полосу ближайшего кустарника. Уже можно разобрать лица – оскаленные, ощеренные, вопящие. Как звери, только с оружием. Они неслись через ячмень. Ласмарк бездумно отступил на несколько шагов и натолкнулся на хмурого сержанта Лока.
– Негоже, – произнес тот всего одно слово.
Ласмарк успел лишь сглотнуть и изготовиться, как его солдаты начали бросать оружие. Вот они побежали кто к холму, кто к реке, – и тот, и другая слишком, слишком далеки. Вот распался непрочный строй его и соседней роты, оставив лицом к лицу с северянами разрозненные горстки оцепеневших и по-настоящему стойких. Неприятеля были сотни, тысячи. Брошенное копье вонзилось и опрокинуло коротко крикнувшего человека. Стелт. Был когда-то хлебопеком. С открытым ртом Ласмарк смотрел на лавину воющих людей. О таких вещах интересно слушать от других, но трудно применить к себе. Каждый считает себя чересчур особенным, важным. А потому недосягаемым для этого. А сколько еще в жизни осталось всего, что намечал, обещал себе сделать и достичь к тридцати годам. Захотелось выронить меч и просто сесть. На глаза попался собственный перстень; Ласмарк поднял руку на него взглянуть. Вырезанное в камне лицо Эмлин. Больше им скорее всего не увидеться. Выйдет, наверное, в конце концов за того своего кузена. Печальное это занятие, брак с кузенами.
Сержант Лок в порыве безысходной отваги бросился вперед и отсек кусок вражеского щита с изображением моста. Он ударил еще раз, но другой северянин рубанул его с наскока топором. Сержанта сшибло набок, а в догонку прилетел меч, оставив длинную царапину на шлеме и глубокий шрам на лице. Лок крутанулся с воздетыми, как у танцора, руками и, повалившись на ходу, затерялся в ячмене.
Ласмарк кинулся на щит с мостом, почему-то едва принимая во внимание стоящего за ним человека. Может, он хотел сделать вид, что человека там просто нет. Наставник Ласмарка по бою на мечах этого бы не одобрил. Не успел Ласмарк подлезть, как его в нагрудник ударило копье, да так, что он качнулся. Удар пришелся вскользь, и Ласмарк обрушил меч на этого самого копейщика, гнусного малого с плоским перешибленным носом. Меч расколол малому череп, наружу полетели мозги. Все вышло на удивление легко. Видимо, меч, даже дешевый, сам по себе штука тяжелая и острая.
Что-то звякнуло, и все вокруг встало на дыбы, а в лицо ударила сухая грязь. В одном глазу было темно. Неестественно звонко пело в голове, как будто она попала в здоровенный колокол. Ласмарк попытался встать, но мир нестерпимо закружился. Так ничего к тридцати и не удалось. Ну, кроме поступления в армию. А сколько было задумано.
Южанин хотел было встать, но Снулый шарахнул его по затылку палицей так, что вогнулся шлем. Только ножкой дружок и дернул.
– Вот так-то.
Остальные люди Союза были окружены, они падали, сраженные, или рассеивались, как стаи скворцов. В точности как и сказал Золотой. Снулый опустился на колени, зажал под мышкой палицу и взялся скручивать с пальца у бездыханного южанина приглянувшийся перстенек. Рядом пара карлов тоже разживалась чем могла, а один, с окровавленной физиономией, заходился криком. Ну а что вы хотели, это же бой. Южнее довершала свое дело конница Гламы, гнала уносящих ноги южан к реке.
– К холму! – орал между тем Скабна, указывая топором.
У самого-то золотом только задница не увешана.
– К холму, воронье!
– Сам иди к холму, – пробурчал Снулый.