Герои

Агрик на всякий случай рубанул арбалетчика между лопаток; рукоятка топора хлябала в скользкой и липкой от крови руке. Жужело схватился в поединке с рослым южанином; подобравшись сзади, топором он подсек подколенные жилы и, приняв его плашмя на себя, скинул вниз, где Легкоступу оставалось лишь нанизать его соскользнувшее со стены тело на копье.

Прежде Агрик такого количества людей Союза не встречал, и они все казались ему на одно лицо, словно копии одного и того же человека в одинаковых доспехах, одинаковых мундирах, с одинаковым оружием. Все равно, что убиваешь и убиваешь подряд кого-то одного и того же. Совсем не то, что убивать всамделишных людей, а как раз такие сейчас суетливо взбегали по склону, прыгали со стены, и он гонялся за ними, как волк за овцами.

– Да постой ты, чего в тебя как черти вселились! – сипел сзади Весельчак Йон.

Но остановиться Агрик не мог. Атака представляла собой сокрушительную волну, и ему оставалось только нестись на ее гребне, сцепляясь с теми, кто убил его брата. Вверх по склону, а сзади на стене возвышался Жужело, срезая Мечом Мечей скопление южан и рубя их в капусту, неважно, в доспехах или без. Рядом ревел и орудовал молотом Брек.

– А ну вперед, вперед, драть вас без продыху! – сам Черный Доу, щерясь в кровожадном оскале, потрясал на вершине топором; сталь отблескивала на солнце липкой кровью.

С огнем в сердце – еще бы, ведь сам вождь здесь, сражается бок о бок с ним, в первых рядах! – Агрик поравнялся с кое-как карабкающимся по склону солдатом Союза и топором ударил его в лицо. Тот, вякнув, покатился вниз. Вот Агрик прорвался между двух огромных камней. Голова кружилась как во хмелю – опьянение кровью, которой жаждалось еще и еще. На памятной полянке в кольце Героев были навалены трупы: зарубленные со спины солдаты Союза, пронзенные стрелами северяне. Кто-то вскрикнул, клацнули арбалеты; несколько человек вокруг попадало, но Агрик несся вперед, к штандарту посреди неприятельского ряда. Голос совсем осип. Агрик рубанул лучника, тот безвольно упал со сломанным луком. Замахнулся на крупного южанина, несущего штандарт. Первый удар тот перехватил флагштоком, лезвие топора застряло в древке. Агрик отпустил топор, выхватил нож и ударил знаменосца в лицо под открытым забралом. Ноги у того разъехались как у коровы на льду, рот раскрылся в беззвучном крике. Агрик попытался выдернуть штандарт из сжатых намертво кулаков, одной рукой вцепившись в древко, другой в полотнище. Рвал с лихим гиканьем, слыша себя как будто со стороны. Кто-то с окаймленной сединой плешью выдернул у Агрика из бока меч, задев при этом нижний край своего щита. Меч побывал в Агрике на всю длину, клинок в крови. Агрик взмахнул рукой, но топора в ней, оказывается, уже не было, а нож торчал в лице знаменосца. Что-то мощно ударило по плечу, и мир покатился в тартарары. Он лежал в притоптанной грязи, в тени камня. В руке у него был порванный флаг.

Агрик попробовал шевельнуться, но удобнее не становилось.

Тело словно сковало.

Полковнику Веттерланту по-прежнему не верилось, но, похоже, Шестой полк его величества попал в чрезвычайно затруднительное положение. Стена, судя по всему, потеряна. Сопротивление местами еще имеет место, но в основном сломлено, и северяне лавиной врываются в круг камней с севера, а откуда еще северянам, спрашивается, врываться? Но главное, случилось все так дьявольски быстро.

– Надо отступать! – вопил майор Калфер, перекрывая шум боя. – Их слишком много!

– Ни за что! Генерал Челенгорм обеспечит подкрепление! Он заверял нас…

– Тогда где он, черт возьми? – Глаза у Калфера были навыкате.

Такого паникерства от подчиненного полковник не ожидал.

– Он обрек нас на смерть. Он…

Веттерлант на него даже не взглянул.

– Мы будем стоять! Стоять и сражаться!

Человек он был гордый, из гордого же семейства, и стоять собирался несмотря ни на что. Если надо, то до самого горького конца, чтобы погибнуть в бою с мечом в руке, как, по рассказам, окончил когда-то жизнь его дед. Стоять и встретить смерть под цветами своего полкового знамени. Чему, впрочем, препятствует то, что неприятельский юноша, которого он пронзил мечом, сорвал при падении знамя с древка. Тем не менее стоять он, Веттерлант, будет, это вне всякого сомнения. Ведь он сам себе это нередко твердил – обычно, любуясь на себя в зеркало, в парадном облачении, перед тем или иным светским раутом.

И оправляя орденскую ленту.

Надо признать, сейчас обстоятельства во многом отличались. Орденских лент не было ни на ком, даже на нем. А была кровь, трупы, нарастающая паника. И еще нечеловеческое завывание северян, втекающих между камнями на вытоптанный круг травы посередине. И натиск их не ослабевал. Сложность использования кольца стоячих камней в качестве рубежа обороны – это, несомненно, бреши между ними. Линия Союза, если можно считать таковой разрозненные скопления солдат и офицеров, отчаянно дерущихся на местах, под этим натиском неуклонно проседает, и все больше опасность того, что она рассосется настолько, что дальше рассасываться будет некуда и нечему.