Герои

– Давайте уже.

Фладд завел их в проход. К частоколу изнутри были прислонены выбитые ворота. Рядом лежал большущий ствол дерева с отсеченными до удобной длины сучьями, чтобы сподручнее держать. Тяжелый заточенный конец окован грубым черным железом в свежих зазубринах.

– Видал? – прошептал Кольвинг. – Это же таран.

– Да видал, – отозвался Рефт.

Город выглядел и вел себя странно. Настороженно, беспокойно. Одни дома были наглухо заперты, у других, темных и безжизненных, окна и двери нараспашку. Угрожающего вида бородачи пускали фляжку по кругу. В проулке боязливо жались какие-то ребятишки, их глаза тревожно блеснули в свете факела. Отовсюду то и дело доносились непонятные звуки – какое-то побрякивание, поскрипывание, шуршанье. Иногда глухой стук и возгласы, резкие вскрики. Между строениями голодной рысцой шныряли стайки людей с факелами и клинками в руках.

– Что происходит? – поеживаясь, спросил Стоддер.

– Мародерствуют помаленьку.

– Но… это же наш город?

Фладд пожал плечами.

– Они за него сражались. Кто-то сложил здесь голову. Не уходить же с пустыми руками.

Под протекающим скатом крыши с бутылкой в руке сидел длинноусый карл, он что-то неразборчиво съязвил, когда они проходили мимо. В дверном проеме возле него лежал труп – наполовину внутри, наполовину на улице; затылок представлял собой жирно лоснящуюся массу. Непонятно, жил ли этот человек в доме или пытался в него вломиться. И даже мужчина это или женщина.

– Чего-то ты притих, – сказал Рефт.

Бек хотел в ответ сострить, но вырвалось лишь бессмысленное «эйе».

– Подождите-ка здесь, – сказал неожиданно Фладд.

И захромал к человеку в красном плаще, направляющему карлов туда и сюда. Неподалеку в закоулке сидели люди со связанными руками. На головы и плечи им уныло моросил дождь.

– Пленники, – сообразил Рефт.

– Как-то они не сильно отличаются от наших, – заметил Кольвинг.

– И вправду, – Рефт хмуро пригляделся. – Небось кто-то из парней Ищейки.

– Кроме вон того, – указал Бек. – Уж он-то точно от Союза.

Голова у пленного забинтована, одет в форму южан – один красный рукав разорван, рука под ним в царапинах, а на другом сохранился обшлаг с причудливой золотой тесьмой.

– Верно, – сказал вернувшийся Фладд. – Я схожу узнаю, что нам предстоит завтра, а вы пока следите за этими пленными. И смотрите, чтоб никто из вас – ни вы, ни они – к моему приходу не умудрился окочуриться!

Он заковылял вверх по улице.

– Больше делать нечего, как этих вот караулить, – проворчал Бек, к которому от вида этих висельников частично вернулась брезгливость.

– А ты думал, тебе что-нибудь посолидней поручат? – прохрипел один, с сумасшедшинкой в глазах.

Сквозь застарелые бурые пятна у него на перевязанном животе проступала свежая кровь. Кроме рук, ему связали еще и лодыжки.

– Щеголье хреново, еще и имен-то не заслужили!

– Да заткнись ты уже, Крестоног, – буркнул другой пленный, не поднимая глаз.

– Сам заткнись, дырка от задницы! – рявкнул Крестоног, да так злобно, будто вот-вот набросится. – Вечер-то, может, и за ними, но с утра здесь будет Союз. Солдат там больше, чем муравьев в муравейнике. А с ними Ищейка, а с Ищейкой знаешь кто?

Он осклабился, показав гнилые зубы, вытаращил глаза и выдал:

– Сам Девятипалый!

Беку кровь бросилась в лицо, сделалось душно. Девятипалый, Девять Смертей… Тот, кто убил отца. Убил на поединке отцовским же мечом, который вот он, в ножнах у пояса.

– Вранье! – пискнул Брейт, а у самого, видать, душа ушла в пятки, хотя при ребятах было оружие, а узники сидели связанные. – Черный Доу Девятипалого давно сразил, много лет назад!

Крестоног, все так же щерясь, не замедлил ответить:

– А вот мы завтра увидим, недоносок. Мы…

– Да плюнь ты на него, – сказал Брейту Бек.

– Ишь ты, плюнь! А самого-то как звать?

Бек подошел и пнул Крестонога прямо по ребрам.

– А вот так!

И припечатал еще раз так, что мерзавец аж согнулся и запал злости из него улетучился.

– Так меня звать! Так, драть твою лети! Расслышал, или повторить?

– Ничего, что отвлекаю?

– Чего? – рыкнул Бек, оборачиваясь со сжатыми кулаками.

За спиной стоял кто-то здоровенный, выше Бека чуть не на голову, на плечах меховая накидка в бисеринах дождя. А сбоку на лице жутчайшего вида шрамище. И вместо глаза – тусклая оловяшка.

– Сам Хлад, – завороженно шепнули снизу.

Бек тоже слышал эти истории. Все их слышали. Говорят, Хлад выполнял у Черного Доу поручения, слишком черные для него самого. А еще, что он сражался и у Черного колодца, и за Кумнур, и за Дунбрек, и в Высокогорье, рядом и с легендарным Руддой Тридуба, и с Ищейкой. И с Девятипалым. Говорят, он хаживал на юг за моря и обучился там колдовству. И что глаз у него из чистого серебра, и будто бы он по доброй воле обменял его у какой-то ведьмы на свой живой, и через него теперь может видеть, о чем человек думает.

– Я от Черного Доу.

– Эйе, – прошептал Бек; волосы у него встали дыбом.

– Надо одного из этих забрать. Офицера Союза.

– Вот этого, наверно.

Кольвинг ногой ткнул южанина с разорванным рукавом; тот лишь хрюкнул.